сужался настолько, что пройти его можно было за пару часов. В моём представлении, нормальные леса должны расти вокруг рек. Но Страшная Пуща в этом плане вела себя неадекватно. Она выпустила в сторону реки узкое и длинное щупальце, но сама ближе перемещаться не желала.
А ещё здесь я видел с горы даже скалу Алтарного. Правда, только в те моменты, когда зрение возвращалось в норму. А это происходило всё реже и реже.
— Судя по показаниям, ты стремительно возвращаешься в состояние до приёма «лечилки»! — сообщил мне СИПИН. — Кстати, забавный факт: все земляне по обе стороны от экватора, не сговариваясь, называют набор «лечилками». У вас гештальт-сознания, случаем, нет? Даже на других языках общий смысл сохраняется!
— СИПИН, ты не поверишь… Но в свете первой твоей фразы мне как-то наплевать на вторую! — устало признался я. — Давай вернёмся к этому вопросу позже…
В первый раз меня вырвало в конце спуска. Я ещё подумал, что надо бы в себя рыбину запихнуть… И тут-то меня наизнанку и вывернуло… Бурая масса, которую исторг мой организм, никак не относилась к признакам здорового пищеварения. И я это понимал даже сквозь нарастающую боль в животе.
От напряжения я ещё и кашлять начал. Кашлял долго, сухо — а потом кровью. И это, кажется, тоже было нехорошо. Я не медик, но кровь в лёгких и, вероятно, в желудке — это, определённо, лютый пушной северный зверь и родственник лисы.
Во второй раз меня вырвало через десять шагов… И стало ясно, что дальше пока идти нельзя. Я сел на краю лесной чащи и ещё долго приходил в себя. А затем, несмотря на тошноту, всё-таки съел одну рыбину. Русому досталось ещё три. Запасы еды подходили к концу. Как, впрочем, кажется, подходила к концу и моя наивная попытка: преодолеть, превозмочь — и всё-таки добраться до Алтарного.
Сил подняться я в себе не находил. Вариантов пройти Пущу и остаться в живых — не видел. Может, помогла бы ещё одна «лечилка», но уверенности в этом не осталось. А силы надо было откуда-то брать, ногами — как-то двигать. Да и маршрут не мешало бы продумать.
Пока я погружался в пучины уныния, руки автоматически достали вторую рыбину, начав её разделывать. Медленно, тщательно жуя и пропитывая еду слюной, я осилил этот обед. Сил прибавилось, мозги заработали, и я догадался изменить план.
Да, идти через Страшную Пущу было страшно. И бесперспективно. Но ведь можно было её обойти! Конечно, я потеряю на этом полдня — не меньше. Но, возможно, выиграю больше — за счёт того, что меня не будут пытаться сожрать по пути.
А потом я на остатках воли встал на ноги. И начал передвигать ими в выбранном направлении. Рядом шёл Русый, поддерживая меня своим мохнатым боком. И не давая оступиться и упасть. А неподалёку гудела, шипела, рычала, стрекотала и жужжала Страшная Пуща…
Шаг за шагом, шаг за шагом, метр за метром… Мы складывали этот путь в километры пройденного. А когда стало понятно, что дальше я идти не могу, Русый ещё какое-то время тянул меня за воротник.
На ночь он остановился перед полосой горелого леса. Пожар уничтожил участок Страшной Пущи, освободив проход на ту сторону. И, надо сказать, Русый проявил недюжинную смекалку, устраивая ночлег. И для себя, и для отбитого об камни меня.
Он отыскал каменный навес. Расстояние от края до земли было чуть больше полуметра. И это не дало бы крупным хищникам добраться до беспомощной тушки Вано. Затащив меня в щель, умный питомец сам достал себе три рыбины. И сгрыз всухомятку, так и не притронувшись к фляге.
Правда, этого я уже не застал. Крепко уснул прямо в тот момент, когда меня перестали тащить. Уже во сне я почувствовал, как возвращается боль…
Дневник Листова И.А.
День сорок восьмой. Последний рывок.
Я бы не проснулся. Сам — не проснулся бы. Так и умер бы, валяясь в безумном полубреду. Но Русый не дал двуногому уйти на радугу. Начал вылизывать мне лицо шершавым жёстким языком, и когда на щеках появились следы от протёртой кожи, сочившиеся кровью — я, наконец, проснулся.
Боль вернулась. Окончательно и бесповоротно. Она волнами прокатывалась по телу, обещая мне наиприятнейшие ощущения на ближайшие сутки… Дальше-то я просто окончательно сломаюсь и помру. Но пока…
Пока болит — живёшь. Ничего не болит только у покойников. Поэтому я заставил себя выползти из-под навеса. И даже сесть. На два этих простейших действия был потрачен целый час.
Наверно, я был похож на какого-то пришибленного жука, лежащего на спине. Руки шевелятся, как хотят, ноги шевелятся, как хотят… Всё это напоминало мои первые пробуждения. С той лишь разницей, что теперь никто не мог мне помочь. И я заставил себя двигаться.
Я рычал от бессилия. И плакал от собственной никчёмности и обиды. Но с каждым движением ко мне медленно возвращался контроль над телом. И пусть меня рвало, пусть я харкал кровью после приступов кашля — но спустя час я уже пытался разжевать и проглотить последнюю рыбину.
Две других отдал Русому.
Спустя два часа я утвердился на ногах и побрёл в выгоревший лес. Мои ноги, шаркающие по земле, поднимали в воздух пепел и гарь. А лёгкие вдыхали эту дрянь, заставляя меня кашлять и выхаркивать кровавые сгустки. Но я шёл, двигался — и только это имело значение!..
Как маленькая шхуна, попавшая в шторм, я скользил по волнам боли, пересекая бескрайний, сцуко, океан страданий!.. Но раз движение было, то и мои усилия не были напрасными. И пусть зрение практически пропало, а жизнь утекала всё более бурным потоком — я продолжал переставлять ноги.
А потом я выбрался из Страшной Пущи и пошёл к Алтарному…
Силы покинули меня, и я лежал…
На остатках упрямства я полз…
Меня несли… Было больно…
Кто-то что-то кричал…
Моя рука касается сенсора двери…
Меня пытаются засунуть в медицинскую капсулу…
Отказывает зрение… Но экран на роговице глаза ещё может посылать сигналы в мозг…
Оплата лечения составляет: 15331 балл.
Для восстановления тканей нужно потратить 4,63% запасов биологического материала из репликационных запасов.
Желаете начать лечение?
Сам собой, да!.. Укол в шею — это больно… Но мне и без того больно… Я уже даже не дёргаюсь…
А потом боль начинает отпускать, сменяясь ощущением прохлады. Оно распространяется от места укола и медленно охватывает всё моё измочаленное тело.
