– Не знаю, что думает Сэл. Я говорю сейчас от своего имени, Бенни, – понизив голос, признался Толстяк. – По-моему, все это неспроста. Возможно, те ребята хотели запугать их до смерти, – указал он на дверь в квартиру Майнов. – Возможно, они просто намекают им: мы знаем, где вы живете, и следим за вами. Но что-то явно происходит. И я, и Жердяй – мы оба так считаем.
Я перевел взгляд на второго Тони, ожидая от него по дтв ерж дения.
– По мне, убийство Джека лишено всякого смысла, – пробурчал тот. – Это не семейные разборки, Бенни, если ты понимаешь, о чем я. Это попахивает чем-то другим. Но тебе угрожает опасность. И этой маленькой девочке тоже. Вся ее семья в опасности. На вашем месте я бы убрался подальше из этого города… на время…
Это была самая длинная тирада, которую я когда-либо слышал из уст Жердяя, и мы с Толстяком уставились на него в изумлении. Жердяй замолчал и отвел взгляд – он свое слово сказал.
– Кто сейчас с Сэлом? – спросил я, лихорадочно соображая.
– При нем никого. Сегодня же воскресенье. Сэл дома, – ответил Тони-толстяк. – Рейны задержались в городе после похорон. Майк с женой жили у Сэла и Терезы, но сегодня они отчалили домой. Охрана была просто чума…
– Мне надо пообщаться с ним, – сказал я.
– Я отвезу вас, – предложил Толстяк.
– Нет. Оставайся здесь и смотри в оба, – возразил я.
– Я должен быть при вас, Бенни. Здесь останется Жердяй.
Но худосочный Тони нас не слушал. Его взгляд был прикован к лестничной площадке второго этажа. Там стояла Эстер – в пальто и с сумочкой, перекинутой через плечо. Девушка смотрела вниз, на нас.
– Я тоже поеду, – заявила она.
– Я вернусь, Эстер, – пообещал я.
– Я поеду с вами.
– Нет, вы останетесь здесь. Я вернусь, – повторил я твердым голосом.
– Я тоже хочу пообщаться с ним.
– С кем? – не сразу сообразил я.
– С вашим дядей. Вы ведь к нему собираетесь поехать. Я тоже к нему поеду. Я хочу, чтобы он объяснил мне, что происходит.
Глаза Тони-толстяка округлились, а Тони-жердяй посмотрел на меня с вызывающим блеском в глазах.
– Это плохая идея, – покачал я головой.
– Вы же говорили, что он… любил… мою мать, – сказала Эстер.
– Слово «любовь» тут не больно подходит, – фыркнул Толстяк, но Эстер метнула в парня такой убийственный взгляд, что тот поперхнулся.
– Я буду на улице, Бенни. Дайте мне знать, когда решите, что делать. – Открыв дверь, Толстяк поспешил на крыльцо.
Тони-жердяй помедлил, а потом его глаза снова устремились к Эстер.
– Я слышал однажды, как она пела… ваша мать. Она была совершенно особенной. Мы все так считали. – Он перевел свой взгляд на меня. – Она хочет поговорить с Сэлом. Так пусть поговорит. Вреда от этого никакого не будет. Может, даже, наоборот, пойдет на пользу. Я побуду здесь на страже. Не беспокойтесь.
С этими словами Тони вышел на улицу следом за тезкой, снова поразив меня до глубины души.
– Я ничего не понимаю, Бенни, – подала голос Эстер. – Но я желаю знать, что случилось с моим отцом. Я хочу знать, что случилось с моей матерью, и еще я хочу узнать, почему какие-то люди стреляют в мою семью. – Эстер вцепилась в перила.
Ее спина все еще оставалась прямой, но, похоже, держала она себя в руках из последних сил. За последние несколько часов на нее свалился град важных новостей, а открывшиеся тайны не давали покоя нам обоим.
– Вы даже не представляете, с кем вы связываетесь, – предостерег я Эстер. – Сальваторе Витале способен заставить вас исчезнуть.
– Как он заставил исчезнуть моего отца? И мою мать?
– Я не знаю, кто это сделал. Он или не он.
– Знаете, Бенни Ламент! Знаете! И вы отправитесь прямиком в ад вместе со всей вашей братией! Думаете, коли вы не нажимали на курок, ваши руки остаются чистыми? Незамаранными кровью тех, кого лишила жизни ваша семья? – Губы Эстер задрожали, из глаз по щекам полились злые слезы.
– Мой отец тоже лишился жизни, Эстер, – прошептал я. – Я видел, как он умирал. И не вам читать мне нотации о крови сейчас.
Эстер сглотнула, ее плечи поникли в раскаянии. Девушка вытерла щеки и еле слышно выругалась.
– Извините меня, Бенни, – с силой выдавила она из груди.
– Оставайтесь здесь, Эстер, – развернулся я.
И вдруг почувствовал чертовскую усталость.
– Бенни… пожалуйста! Подождите… – Каблуки Эстер зацокали по ступенькам.
Я остановился – спиной к ней, злой и напуганный, но не желающий вынуждать девушку бежать за мной вдогонку. Ее рука скользнула в мою ладонь, и я напрягся, сопротивляясь. Но уже в следующую секунду мои пальцы предательски сжали пальцы Эстер.
– Ваш отец доверял вашему дяде? – тихо спросила она.
– Я не знаю, что такое доверие, – прошептал я. – Отец смотрел на эти вещи иначе. Он был всецело предан ему, поддерживал во всем. Он подставил бы себя под пули ради него, без вопросов. И считал это своим долгом.
– А вы ему доверяете?
– В отношении вас? Нет…
– А в отношении себя? Он станет вас защищать?
– Это зависит от обстоятельств. Везде своя иерархия. Если бы я стал препятствовать какой-нибудь операции… если бы подверг людей риску… он бы меня убрал. Но семья многое значит для Сэла. И она многое значила для отца. Мы – семья…
– Что вы собираетесь делать?
– Я собираюсь попросить его о помощи. А потом мы отправимся в Питтсбург.
Ток-шоу Барри Грея
Радио WMCA
Гость: Бенни Ламент
30 декабря 1969 года
– Если вы только что присоединились к нам на радиостанции WMCA, тогда спешу вас обрадовать: вы слушаете программу Барри Грея, и мы сейчас беседуем с Бенни Ламентом о музыке, убийствах и одной из самых громких историй десятилетия по целому ряду причин.
– Все карты были против нас с Эстер, это точно, – подтверждает Бенни Ламент.
– В вашей истории множество подводных камней, о которых наши слушатели, вероятно, не подозревают. И речь не только об очевидных препятствиях для любви между людьми с разным цветом кожи…
– Очевидным препятствиям легче противостоять, потому что ты к этому готов. А когда ты не знаешь, кто друг, а кто враг, когда ты не знаешь, кто тебя поддерживает, а кто строит против тебя козни, вот тогда гораздо сложнее…
– Вы когда-нибудь испытывали страх? – спрашивает Барри Грей.
– Да. Всегда, – признается Бенни Ламент. – Но я боялся не музыки. Не работы. Я страшился вещей, которые не мог контролировать.
