интеграцию.
Главным лозунгом латиноамериканского альтерглобализма был избран слоган «Иная Америка возможна!». Это свидетельствовало о том, что движение развивалось в русле и по логике мирового движения альтерглобализма, чей основной лозунг — «Иной мир возможен!». Оба лозунга нередко подвергались оправданной критике, будучи лишенными определенности: какой именно мир? Для латиноамериканского альтерглобализма эта неопределенность и неясность ослаблялась тем, что лозунг имел две стороны, отражающие суть обозначенных выше этапов развития латиноамериканского альтерглобализма. Первая отражалась в лозунге «Да — жизни! Нет — АЛКА!»: Иная Америка — это Америка без АЛКА. Вторая сторона воплощалась в лозунге «Иная интеграция возможна!»; здесь Иная Америка мыслилась как Латинская Америка, объединенная с учетом и в интересах народного большинства.
Почему АЛКА — казалось бы, прогрессивный проект экономической интеграции Западного полушария — породил настолько широкую и повсеместную оппозицию, что протест против него стал цементирующим фактором самой массовой части мирового альтерглобализма? Очевидно, потому, что АЛКА, как «Вашингтонский консенсус»[181] в начале 90-х, в наибольшей степени и в наиболее зрелой форме отражал и воплощал процессы неолиберальной глобализации. Поскольку эти процессы выступали в комплексе, частные проблемы, которые поднимают активисты метропольного альтерглобализма, в проекте АЛКА оказались слиты в единое целое. Основное и неизменное содержание АЛКА состояло в снятии национально-государственных экономических барьеров стран региона в интересах транснационального капитала (главным образом североамериканского происхождения): производственного (увеличение объема прямых иностранных инвестиций) и финансового (облегчение трансакций). Собственно, в этом состоит суть всех зон свободной торговли (ЗСТ).
Проект АЛКА в случае осуществления стал бы качественным сдвигом на пути становления глобальных транснациональных институтов. Формируемый на базе соглашений ВТО, он вместе с тем выходил за их рамки, поэтому его называли проектом ВТО-плюс. Также его нередко квалифицировали как проект НАФТА-плюс, имея в виду расширение североамериканского договора на все Западной полушарие. Более того, существовало мнение, что ВТО, НАФТА и АЛКА формировали некую глобальную конституцию, нивелирующую нормы национальных конституций. Таким образом, проект АЛКА, о котором в России мало что было известно в то чремя, имел глобальное значение не только по масштабу, но и по уровню воплощения современных тогда процессов неолиберальной глобализации (или транснационализации) и наиболее полно и зрело отражал ее содержание.
Однако именно потому, что проект АЛКА выступал одновременно и как наиболее полное выражение тенденции глобализации, и как региональное воплощение проекта североамериканского глобализма — прямое продолжение двухсотлетнего экспансионистского курса США в регионе, он затрагивал интересы самых широких масс и встречал самую масштабную и сплоченную оппозицию. Протест против АЛКА носил синтетический характер и выступал протестом против неолиберальной глобализации в целом. Поэтому на региональных форумах и семинарах ЛААГ проблемы внешнего долга, милитаризации, неолиберализма, ТНК, «свободной торговли», приватизации образования, медицины и социальной инфраструктуры в целом, а также проблемы бедности, безработицы и другие в контексте АЛКА рассматривались в комплексе.
К 1 января 2005 г. между США и государствами Латинской Америки не удалось достигнуть договоренностей по заключению договора АЛКА, безрезультатными оказались и дальнейшие попытки реанимировать переговоры. Немалый вклад в срыв переговоров внесло общественное давление, оказываемое на правительства со стороны движений и организаций латиноамериканского альтерглобализма. Вследствие этого АЛКА перестала быть центральным объектом протестной деятельности латиноамериканского альтерглобализма. На первый план вышел проект альтернативной интеграции АЛБА, в результате чего изменился и характер деятельности и главные действующие лица латиноамериканского альтерглобализма. Если на первом этапе ведущую протестную роль играли общественные движения, то на втором в авангарде процесса стали правительства, естественно, с опорой на общественные движения. Однако здесь мы переходим в плоскость сугубо межгосударственных отношений и проблематика социальных движений отходит на второй план.
После срыва переговоров по АЛКА движение латиноамериканского альтерглобализма постепенно сошло на нет и длительное время в регионе наблюдалось относительное протестное затишье. Следующим крупным всплеском социального недовольства в Латинской Америке стал 2019 г., который уже вошел в историю как год социальных бунтов.
Латиноамериканский эпизод глобальной протестной волны 2019 года
В Латинской Америке региональное разворачивание социальных протестов началось в 2019 г. и достигло кульминации к осени, затронув восемь стран, хотя и до этого накал недовольства был довольно высок, что проявилось в протестах в Никарагуа в 2018 году[182]. Актуальная фаза социально-политической турбулентности стало результирующим нарастанием конфликтности в регионе, связанной с откатом «левого поворота» и укреплением правых тенденций в региональной политике. В первое полугодие волнениями были охвачены Гаити и Венесуэла, а затем они «переместились» в пять южноамериканских, а точнее андских, стран (Эквадор, Боливию, Чили, Перу и Колумбию) и одно карибское (Пуэрто-Рико). Именно на указанную «пятерку» государств пришелся пик социально-политических волнений, поэтому точнее было бы говорить не о латиноамериканской, а об андской протестной волне. Два южноамериканских гиганта — Аргентина и Бразилия — остались в стороне от этого процесса. Бразильское спокойствие объясняется общественной апатией, воцарившейся в стране после прихода к власти правого популиста Ж. Больсонару.
«Входом» в латиноамериканскую фазу стала такое небольшое и одно из самых бедных государств как Гаити. Здесь протестная активность изначально была проявлена в феврале 2019 г., а затем, разогревшись, достигла пика к сентябрю прошедшего года. Стоит напомнить, что Гаити — страна франкоязычная, и подвержена влиянию французских социально-политических процессов. Есть основания полагать, что упав на почву социально-экономического неблагополучия, информация об активности «желтых жилетов» породила смятение в умах, и актуальный протестный опыт Старого Света быстро нашел ответную общественную реакцию. В сентябре 2019 г. здесь прошла всеобщая забастовка против экономических мер, инициированных президентом Ховенелем Муасом (Jovenel Moise) по настоятельной рекомендации МВФ. Недовольство простых жителей вызывали как конкретные меры правительства, так и коррумпированность властей и приверженность неолиберальному курсу. Кроме того в повестку протестов был поставлен вопрос о фактическом контроле государства миротворческими силами ООН (главным образом бразильского контингента), находящимися на территории страны вот уже пятнадцать лет. Длившиеся больше месяца протесты унесли жизни 77 гаитян.
В Венесуэле поводом для антиправительственных выступлений стал факт самопровозглашения в статусе «временного президента» спикера Национальной ассамблеи Х. Гуайдо в январе 2019 года. Получив небывалый информационный резонанс, протесты не возымели никаких внутриполитических последствий. Активная фаза протестов здесь длилась до апреля 2019 г., но потом резко сошла нет[183]. Парадоксально, но Венесуэла, самая внутриполитически накаленная в последнее время государство, с активной в протестном плане праворадикальной оппозицией, фактически выбыла во втором полугодии из ряда нестабильных государств региона. В каком-то смысле в контексте охватившей осенью регион социально-политической турбулентности произошла «венесуэлизация» Латинской Америки — чрезвычайно бурный процесс, в котором сама Венесуэла осталась в стороне.
Массовая акция чилийских коммунистов против неолиберальной диктатуры — за социалистические преобразования в интересах большинства. Сентябрь 2019 г.
