— Всё так, — вздохнув, сказал он. — Просто я хотел… впрочем, это неважно.
Остальной путь проехали молча. К себе я поднялся в сопровождении телохранителя. Уже в прихожей услышал доносившийся из гостиной громкий голос отца Веры. Когда я открыл в неё дверь, был схвачен и так сжат в объятиях, что затрещали кости.
— Папа, ты его задушишь! — засмеялась жена. — Отпусти, он мне нужен живым!
— Подрос и заматерел! — говорил Николай Дмитриевич, поворачивая меня своими ручищами. — Уже не тот хилый мальчишка, которому я отдал дочь! И эту лентяйку заставил заниматься, хвалю!
— Извините за то, что произошло, — смущённо сказал я. — Затея с пожаром не наша, но косвенно я виноват. Если бы не та статья…
— Если бы да кабы, — сказал он. — Ладно, чего теперь об этом говорить. Горе мы, конечно, испытали, но была и радость, когда всё выяснилось. И теперь у вас есть могилы, поэтому будете жить долго-долго!
— Надолго к нам? — спросил я.
— Сегодня побуду, а завтра вернусь, — ответил он. — Дело на сыне, а он слишком молод, чтобы долго его тянуть.
В нашей комнате зазвонил телефон, и пришлось на время прервать разговор. Звонил Гинер.
— Здравствуйте, князь! — услышал я из трубки голос Марка Альбертовича. — Я подобрал вам музыкантов. Сколько песен вы думаете записывать под два инструмента?
— Можем записать восемь песен, — ответил я. — Как раз на четыре пластинки.
— Тогда я завтра пришлю за вами машину, — сказал он. — Запишите песни и тут же начнёте работать с музыкантами. У нас на студии много подходящих помещений. К которому часу приезжать?
— К трём, — ответил я. — Только у меня своя машина, поэтому достаточно сказать адрес и встретить у входа, чтобы мы вас не искали.
Договорившись с нашим «импресарио», я вышел в коридор и увидел вернувшуюся из гимназии Ольгу. Вид у сестры был невесёлый.
— Не приехал? — спросил я. — Не расстраивайся, я завтра озадачу Машкова, и он быстро найдёт твоего Сергея. Выше нос, сестрёнка! Приехал Николай Дмитриевич, не будем его расстраивать твоим унылым видом.
Я немного её растормошил, и вечер у нас прошёл замечательно. Утром, вскоре после отъезда отца Веры, появилась машинистка. Она отдала мне лист с вопросами, взяла мои ответы и с час печатала то, что я диктовал. Когда закончили, собрал и отдал ей полторы сотни страниц нашей совместной работы. Интересно, её тоже заставят всё забыть химией и гипнозом? Когда машинистку увезли, занялся вопросами учёных. Сегодня повезло: из девяти вопросов смог дать ответ на четыре. Правда, в двух из них вспомнилось немного, но учёным достаточно дать подсказку, а остальное они делали сами. Только закончил, как зазвонил телефон.
— Я говорю с князем Алексеем Мещерским? — спросил меня мужской голос. — Это вас беспокоит Дунаевский из Московской филармонии…
— Вы, что ли, Исаак Осипович? — ляпнул я, не подумав.
— Вы меня знаете? — удивился он. — Это очень приятно. Я к вам звоню по поручению директора нашей филармонии. Можем ли мы надеяться на ваше выступление в одном из наших залов? Хотя бы два-три концерта?
— Можете дать номер телефона, — предложил я. — Если появится такая возможность, сразу же вам позвоню.
Он продиктовал два номера, свой и директора, и попрощался, а я пошёл в гостиную, где жена играла на рояле.
— И эта женщина врала, что ей надоело играть! — сказал я, обняв её за плечи. — Знаешь, откуда только что звонили?
— Откуда мне знать? — не прекращая играть, ответила она. — Говори, что замолчал?
— Да вот думаю, принимать нам предложение выступить в большом зале консерватории, или ну их всех на фиг?
Глава 17
— Я вижу во всём этом достаточно сложностей и риска, — сказал министр иностранных дел граф Александр Николаевич Муравьёв. — Во-первых, трудно убедить немцев, не раскрывая им всех наших планов, а делать это очень рискованно. А, во-вторых, предложенный вариант с послом просто нежизненный. Даже если удастся убедить, сам он ничего не решает, а переговоры через посредников займут слишком много времени и вряд ли закончатся так, как мы рассчитываем. Слишком мало времени, к тому же переговоры с немцами привлекут внимание их союзников. Если уж договариваться, то с кем-то из ближнего окружения кайзера Августа. Я рекомендовал бы его младшего брата принца Иоахима. У нас есть к нему подходы, и я думаю, что его можно убедить приехать, причём сделать это так, чтобы не привлечь к этому визиту большого внимания.
— Проработайте это в черновом варианте, — приказал император. — Потом соберёмся и решим окончательно. Теперь вам слово, Сергей Евгеньевич.
— Идея интересная, — сказал морской министр адмирал Алексеев. — Я имею в виду не союз с немцами, хотя и он, по моему мнению, возможен, а дальний рейд наших подводных соединений к берегам Великобритании и Кипра. Я такого не предлагал только потому, что стояла задача защиты нашего побережья от вражеских флотов, а не их превентивное уничтожение в собственных портах. Для этого важно нанести удар в условиях мирного времени, потому что с началом военных действий усилят охрану военных баз. Будет осуществляться постоянное боевое патрулирование, запретят движение гражданских судов и задействуют все возможности по прослушиванию. Даже одной лодке трудно подобраться, что уж говорить о целом соединении! А автономность у подводных лодок ограниченная, поэтому мы не сможем долго держать их вдали от своих баз. Но если объявить войну самим и сразу же ударить, всё может получиться. Только у нас не хватит сил ещё и на французов. По ним пусть работают немцы, им это проще.
— А что с подводными лодками? — спросил император.
— Это на армию постоянно урезали ассигнования, — сказал Алексеев. — Нас это почти не коснулось. Больших надводных кораблей в последние годы не строили, а вот подводные лодки закладывали постоянно. Основа ударных сил флота — это подводные лодки «Гринда». У нас их сто три, и почти все в Чёрном море. Эти лодки водоизмещением в полторы тысячи тонн могут погружаться на глубину больше ста метров и пройти в надводном положении около пяти тысяч миль. До Кипра только тысяча, а до побережья Великобритании немногим больше двух. Основная сложность в погоде. Если на переходе попадут в шторм, придётся погружаться, а в подводном положении и скорость меньше, и время нахождения только три-четыре дня. Вооружены восемью торпедными аппаратами и имеют на борту шестнадцать торпед. Есть и орудие калибром сто миллиметров. На Кипре английские корабли можно расстрелять, как в тире, то же касается и базы флота в Девонпорте, а вот в Портсмуте корабли стоят так, что сразу до всех не доберёшься. Учитывая противодействие береговых батарей и авиации, которое окажут после нападения, и то, что часть кораблей находится в колониях и в плавании, суммарно могут потерять две трети флота.
— С учётом остальных факторов этого достаточно, — сказал император. — Вы ничего не хотите сказать, Александр Дмитриевич? Что у нас с боевыми самолётами?
