на меня глаза.
Я ушла. Мне было страшно, что теперь доктор откажется мне помогать, и в то же время мне было очень жаль, что ему приходится скрывать свои чувства к Чипу. Пусть даже их связывала только дружба. Я была уверена, что они познакомились много лет назад. Еще до того, как доктор женился и стал отцом.
Чип никогда не рассказывал мне о докторе, но упоминал, что кое-кто навещает его каждый день. «Отлично», – ответила я. Я по-прежнему приносила Чипу еду, и по мере того, как он становился слабее и тоньше, стала давать ему костный бульон. Я знала, что в ванную Чипа относит доктор.
Когда я в следующий раз привела к доктору человека на забор крови, я и вправду почувствовала разницу. Он говорил со мной холоднее, чем обычно, и в первые минуты изо всех сил старался не смотреть мне в глаза. Я боялась, что его дверь передо мной закроется и что я навсегда потеряю такого союзника. А вместе с ним и его советы, его рецепты на лекарства и, наконец, его участие.
– Исследование полностью анонимное, – сказала я мужчине, сдававшему кровь. – Я никогда не предам ваше доверие.
Последние слова я произнесла слишком громко и слишком отчаянно.
Когда Чип похудел до восьмидесяти фунтов[43], он сказал, что переезжает к матери. Теперь, когда конец был близок, она согласилась его принять. Я спросила, нужно ли привозить бульон.
– Теперь она сама хочет этим заниматься, – ответил Чип.
– Хорошо, – сказала я. Мне хотелось узнать, будет ли доктор навещать Чипа. Я очень на это надеялась.
В конце июля мне позвонил один из родственников Чипа, который не захотел называть свое имя. Чип умер. Мужчина сказал, что Чип просил сообщить об этом мне.
– Спасибо, – сказала я. – Нужна ли вам помощь с похоронами? Я была бы рада…
– Все уже улажено, – ответил мужчина. – У него был план.
– Могу я… Могу я прийти и отдать дань памяти?
– Хорошо, – сказал мужчина.
Чипа хоронили на кладбище Маунт-Фавор, неподалеку от Гленвуда, из которого Чип так стремился вырваться. Умный Чип, несомненно, оценил бы иронию, заложенную в названии кладбища. В Библии гора Фавор считается местом преображения Иисуса, во время которого Господь говорит: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение». Сколько сыновей всю жизнь мечтали услышать эти слова?
На кладбище было немало затопленных могил. Такое случается со старыми деревенскими кладбищами, на которых бедняков кладут в землю, не укрепляя своды могил. В таких местах надо быть очень осторожным. Я увидела, что доктор тоже пришел на похороны и тихо стоял в стороне от родных Чипа.
Когда подъехал катафалк, родственники Чипа отшатнулись, словно стадо коров. Священник и распорядитель похорон тоже отступили. Все боялись.
Я сделала шаг вперед, а затем из-за спин родственников вышел доктор. Кивнув друг другу, мы взялись за гроб и отнесли его к могиле. Гроб представлял собой картонную коробку с нежно-голубой драпировкой. Самый дешевый вариант. Мне нестерпимо захотелось положить Чипа обратно в катафалк и найти ему гроб поприличнее. Я знала, что теперь Чип весит около шестидесяти фунтов[44], – но даже если бы он весил все сто двадцать[45], я бы придумала, как его унести.
Мы поставили гроб на доски и отошли назад. Глядя на доктора, я понимала: что бы его с Чипом ни связывало, это навсегда останется между ними. Священник произнес речь, и в ней не было ни слова о Чипе.
– Пока люди не боятся взглянуть правде в глаза, в наших сердцах жива надежда, – сказал он.
Эта мысль об истине не была близка ни мне, ни Чипу. Надежды на то, что Чип попадет в рай, почти не было. Он был всего лишь грешником в руках разгневанного Бога, который ждет проявлений благоговейного ужаса, чтобы понять, заслуживает ли душа умершего милосердия.
– Покойный просил включить эту песню во время прощания, – сказал священник.
Возникла неуклюжая возня, и вперед с магнитофоном в руках вышел родственник Чипа с такими же рыжеватыми волосами. Поставив кассетник у гроба и нажав на кнопку, он тут же отскочил в сторону.
Песню я узнала, как только услышала вступление – энергичный ритм клавишных. Над кладбищем Маунт-Фавор звучала песня Билли Джоэла «Only the Good Die Young». У родственников Чипа вытянулись лица, словно голосом Билли Джоэла пел сам усопший, в последний раз порицающий их за то, что они предпочли религию любви.
Бывают печальные похороны, а бывают похороны, после которых вздыхаешь с облегчением. Похороны Чипа можно было отнести к разряду «Да пошли вы все». Он натянул лук и запустил стрелу в сердца тех, кто любил его недостаточно сильно.
Часть третья
Глава двадцать третья
Не заметить кашель Билли было несложно. В первую очередь он был артистом, и кашель стал как бы дополнением образа: он неудержимо смеялся над чем-нибудь – ведь повод для смеха можно найти всегда, – а в самом конце закашливался. Билли вел себя женственно даже без костюма: он с особенной манерностью прикрывал рот ладонью, а второй рукой начинал размахивать перед лицом, словно хотел отогнать от себя летающее вокруг безумство. Можно сказать, что довести Билли до такого состояния считалось почетным.
Причин для кашля было предостаточно. Билли курил, да и в Хот-Спрингсе постоянно цвело что-то вызывающее аллергию. В «Нашем доме», заполненном табачным дымом помещении с заколоченными окнами, кашляли практически все.
У Билли была скованность в районе шеи и плеч. Появилось ощущение сдавленности в груди, но об этом он мне не говорил. Я отправила его к Биллу Рейли, мануальному терапевту, с которым мы ходили в одну церковь. Доктор Рейли был добрым человеком, к которому я не раз обращалась за помощью. При этом другие врачи-прихожане не принимали его в свой «клуб» – считали, что он занимается ненастоящей медициной.
Позднее я узнала, что, как только Билли разделся и лег на кушетку, доктор Рейли обнаружил полоску болезненных волдырей, тянущуюся от бока к спине. Опоясывающий лишай. Эти высыпания остались у Билли после перенесенной в детстве ветрянки и много лет совершенно его не беспокоили. Но, видимо, как только у Билли снизился иммунитет, вирус снова обрел силу. Доктор Рейли посоветовал Билли сдать анализ на СПИД. Зная, насколько доброжелательным человеком был доктор Рейли, готова поспорить, что он добавил: «Просто чтобы исключить этот диагноз».
И вот Билли наконец прошел исследование на ВИЧ. Но мне ничего не сказал. Не знаю, куда он обратился, знаю только, что, чтобы сообщить результат, люди, проводившие анализ, сперва позвонили Билли домой. Трубку взял Пол. Ему сказали «До свидания» и позвонили Билли на работу, в магазин Miller’s Outpost. Знаю, что ему сказали «У вас СПИД» и повесили трубку.
Билли позвонил Полу.
– Я скоро буду дома, – сказал он.
Придя домой, я увидела, что у меня на автоответчике висит около семнадцати сообщений от Билли. Я сразу же поехала к нему. Дверь мне открыл мертвенно-бледный Пол. Билли был безутешен, его миндалевидные глаза покраснели от слез. Я села с ним рядом и объяснила, что хоть ему и сказали, что у него СПИД, он сдал анализы лишь на ВИЧ. Билли нужно было обратиться к врачу, чтобы понять, как обстоят дела с Т-лимфоцитами. На следующий же день я записала Билли в больницу Литл-Рока, и в срочном порядке принять его смог только доктор Райн. Он всегда был несколько недоброжелателен. Но при этом изо всех сил старался сдерживать отвращение к больным.
К врачу мы с Билли должны были идти вдвоем: Пол был занят. Я достаточно хорошо знала Пола, чтобы поверить ему, когда он сказал, что не любит больницы. Но теперь он еще и трудился на двух работах, и по нему было видно, что он просчитывает, как будет обеспечивать Билли, если тот больше не сможет работать. Билли понимал, что в их паре
