от дверей. — Извините, что опоздал: ставил опыт, нельзя было оторваться. Ну как заграница?
— Садитесь, — предложил ему Попов. — О загранице потом, Александр Максимович. Вот мы выясняем, по каким обстоятельствам не были поставлены опыты. Кстати, за границей такое совершенно исключено. У вас также есть должок. Вы тоже ссылаетесь на объективные причины.
— Причины были, теперь их нет, — бодро отчеканил Уверов.
Заместитель директора с минуту недоуменно смотрел на него.
— Так, так… Стало быть, вас тоже спас Буданов?
Уверов с изумлением взглянул на Власову, потом на Рудневу, потом опять на Попова:
— Представьте себе, он!
— Я же говорила! — оживилась Руднева. — А вы иронизируете…
— Прямо как в сказке! — Попов развел руками. — Ученые не могут поставить опыт, приходит какой-то волшебник и выручает их.
— Волшебник не волшебник, — серьезно ответил Уверов, — а мастер высшего класса наверняка.
— Где же он был раньше?
— Не все от него зависело, — начал объяснять Уверов. — Во-первых, он недавно работает, во-вторых, у него была борьба с Кочкаревым. Вы слышали о ней?
— Какая борьба? Ничего не знаю, — удивившись, заинтересовался Попов.
— Да тут, пока вы ездили за границу, была целая история…
— Какая история? Мне никто об этом не говорил.
— Теперь это дело прошлое. По сигналу, по письму рабочих, приняты меры. Кочкарев отстранен от работы, так что, наверное, не стоит снова возвращаться к этому.
— То есть как это не стоит? — возмутился Попов. — Ученые ссылаются на какие-то причины, не ставят опыты, рабочие пишут письмо, а заместитель директора ничего не знает. Что за игра в прятки?.. Я спрашиваю: у кого письмо рабочих?
— Один экземпляр у Прутикова, второй у Голубева.
Владимир Алексеевич судорожно провел по столу рукой, нащупал сигнальную кнопку. На резкий звонок в кабинет вошла секретарь.
Попов приподнялся с кресла:
— Прошу вас, попросите профессора Прутикова и главного инженера Голубева. Если их нет на месте, разыщите и скажите, чтоб обязательно захватили с собой письмо рабочих из мастерской.
Первым в кабинет настороженно вошел Прутиков. Попов протянул руку и, ничего не говоря, взял у него письмо. Надев очки, начал читать, возвращаясь к тем фразам письма, которые были подчеркнуты красным карандашом. Вошедший в кабинет Голубев не посмел прерывать чтения и присел сзади всех на первый попавшийся стул.
Дочитав последнюю страницу, Попов поднял глаза.
— Позор! — сказал он гневно. — Как можно было допустить такое? — Он остановил взгляд на Прутикове.
Тот растерялся. По тону, по голосу, каким заместитель директора задал вопрос, он догадывался, какая гроза бушевала у него внутри, к тому же он не совсем уловил, к кому относится сказанное Поповым слово «позор»: к рабочим, написавшим письмо, или?.. Поэтому неопределенно произнес:
— Совершенно верно, позор…
— Как же вы это допустили?
Глаза Прутикова забегали, он лихорадочно соображал, какую ему занять позицию, чтобы не попасть впросак, да еще в присутствии стольких сотрудников.
— Знаете, Владимир, Алексеевич, — помедлив, заговорил он, — я, как и вы, по своей работе отдален от мастерской. Как все это произошло, лучше спросить главного инженера, а по общественной линии больше меня может сказать парторг партийной группы рабочих Иваков.
Попов нахмурил брови:
— А вы, секретарь партбюро, остаетесь в этой истории в стороне? — Он взял письмо. — Вот тут стоит первая подпись: член партии Буданов. Что это за человек, вы знаете его?
— Да, я с ним знаком, — тихо проговорил Прутиков.
— Если вы отдалены от мастерской, то при каких обстоятельствах познакомились с ним?
Попов задавал вопросы, как следователь обвиняемому, поэтому Прутиков старался не отходить от фактов.
— На Буданова была написана докладная Кочкаревым, что тот отказался от работы.
Попов вопросительно посмотрел на Власову, Рудневу и Уверова.
Стараясь казаться спокойным, Прутиков по привычке маленькой ручкой почесал за ухом и добавил:
— На Буданова и второй раз была написана докладная.
— Что, он снова отказался от работы? — повысил голос Попов.
Он докапывался до истины, и надо было говорить только правду.
— Нет… — промямлил Прутиков. — Кочкарев жаловался, что он работает медленно, производит брак.
— Так… — усмехнулся Попов, снова взглянув на сотрудников. — Буданов производит брак?! Ну и как же вы поступили с ним?
Прутиков с раздражением думал: почему Попов, которого ждала уйма других важных дел, интересуется именно Будановым?
— Что же было дальше? — переспросил Попов.
— Передали Буданова на обсуждение партийной группы рабочих, — вмешалась Руднева, видя, что Прутиков молчит.
— Подождите, — остановил ее Попов. — Я спрашиваю Дмитрия Яковлевича.
— Поскольку мы в производственной жизни малосведущие люди, — проговорил Прутиков, — дело логичнее было рассмотреть на партийной группе рабочих.
— Что же решила группа рабочих?
— Признала докладную Кочкарева необоснованной.
— Так… А дальше?
— Дальше ничего не было…
— Как не было? — опять вмешалась Руднева. — Вы, товарищ Прутиков, вызвали к себе Буданова и потребовали, чтоб он перешел на другую работу.
— Извините, — загорячился Прутиков, — я не требовал, а предлагал…
— Ну и как? Ваше предложение Буданов принял? — жестко спросил Попов.
— Нет, не принял… Сказал, что он никуда не уйдет. На этом дело и кончилось.
— Для кого? Для вас?
— Для меня и для Буданова.
— Нет, для Буданова оно не кончилось… Судя по всему, он продолжал пробивать стену, которую вы воздвигли перед ним.
Прутиков поежился и сумрачно изрек:
— Я ни перед Будановым, ни перед кем другим никакой стены не воздвигал.
— Ну это я, наверно, выдумал из головы, — усмехнулся Попов. — А вы интересовались, что за специалист Буданов? Или ваше положение ученого позволило вам забыть, что вы секретарь парткома?
— У меня просто не было времени этим интересоваться.
— Конечно, к чему вам это?.. — Попов устало провел рукой по лицу и глухо произнес: — Можете быть свободны… Все, кроме главного инженера.
— Садитесь поближе, — пригласил он Голубева, как только дверь закрылась, и, когда тот пересел к столу, внимательно посмотрел на его тщательно причесанные волосы, гладко выбритое лицо и аккуратно подстриженную бородку. — Как это мы опростоволосились с Кочкаревым? Я-то был плохо с ним знаком. Расскажите, что он за человек?
— Инженер, — заметно волнуясь, сказал Голубев. — Занимал разные должности.
— Кажется, у него была хорошая хватка?
— В том-то все и дело! Хватка у него была — позавидуешь. С первых же дней покорил меня своей энергией, прямо-таки ослепил. От этого первого впечатления я, признаться, долго не мог отделаться. Мне казалось, человек старается, из кожи вон лезет, чего же еще? Но потом, когда Кочкарев столкнулся с Будановым и между ними началась борьба, я стал постепенно прозревать. Признаться, и я, и Прутиков верили Кочкареву и даже защищали его на собрании. А Буданов такую нам дал отповедь, что мы не знали, куда глаза девать! Он буквально победил всех своей логикой и в прах разбил
