— Так не бывает.
— Бывает, Алоиза, когда у тебя две мамы.
Вопросов стало ещё больше, а тьма рассмеялась.
— Не пугайся, я не сумасшедшая. Честно! Хотя с нами столько приключилось, что безумие бы все идеально объяснило.
— Две мамы, но я не видела ни одной.
В черных глазах тьмы тоже блеснула тоска.
— Лекса любила нас, сильнее чем ты можешь представить, Алоиза. Когда целители предрекли ей твою неминуемую гибель в утробе, она не собиралась сдаваться. Обивала пороги всех знахарей и больниц, посещала забытые даже богами храмы. Но все было тщетно, никто не мог спасти тебя.
— Ну я здесь, — возразила своему двойнику.
— Зов Лексы услышала другая мать. Мать всего сущего. Первозданная тьма.
Я поежилась, а девушка улыбнулась.
— Не нужно бояться, Алоиза. Тьма — это жизнь. Все пришло на свет из тьмы. Маленькое зернышко лежит в земле и копит силы, младенец растет в материнской утробе. Весь наш мир дрейфовал в непроглядном мраке. Тьма спасла тебя, отдала свою любимую искру, и мы сделали первый вдох.
— Но нас разлучили.
Она горестно обвела пустынный пляж взглядом.
— Это было трудное время для нас обеих. Нас с тобой посчитали опасными, а маму преступницей. Но мы не жаждали уничтожить мир, тогда мы просто хотели обнимать игрушку, сшитую мамой. Ты помнишь?
На моей ладони появилась крохотная кошка с четырьмя глазами.
— Мама ужасно шила, — я рассмеялась, чувствуя, как к горлу подступают слёзы. — Что будет с нами дальше?
— Бовард опасен, Алоиза. Нуридж волнует его в последнюю очередь, твой отец — пешка в чужой игре, а ты лакомый трофей. В Солнечной пустоши меня не собирались уничтожать, меня хотели приручить. Твоя мама знала правду, но её заставили замолчать, упекли в Анкридж и лишили рассудка.
— А Гидеон?
— Он был очень удобным и стабильным сосудом на неопределённый срок. Твой приезд сюда не случаен. Не признайся ты сама в нападении на Леминбрюка, он сам бы показал Дайхарду твой эфир. Он вынудил тебя напасть, а Вивека, не догадываясь об этом, лишь ускорила его план, подсказав тебе единственную академию, которую ты бы в жизни не стала рассматривать.
— Нас хотят вновь соединить? — догадалась я.
— Да, только так нами можно будет управлять, Алоиза.
— С чего бы мне слушаться Леминбрюков? Какие у них рычаги давления на меня?
Тьма не ответила, а на песке появилось множество шахматных фигурок со знакомыми лицами. Папа, Вивека, мама, Гидеон, Генри, Джинджер, Хлоя, мои студенты...
— Надо бежать… — прошептала тьме.
— Не поможет. Где бы мы с тобой ни спрятались, нам будут попадаться газетные заголовки, люди будут обсуждать ужасающие трагедии, и мы сами сдадимся, Алоиза. Нужно остаться и в этот раз дать отпор прежде, чем нас опять запрут в коробку.
— Предлагаешь сражаться?
— Ну, точно не в ближайшее время, — лениво протянула тьма. — Мы же на танцы собирались. Война подождёт. Леминбрюк все равно пока мало выяснил. А ещё он точно не видел, на что ты способна.
Тьма ткнула пальцем в чистое небо.
— Мне кажется, вся академия видела шторм.
Я ковыряла пальцем один из ветвистых фульгуритов в песке. Сколько же раз молния ударила по пляжу? Как я объясню всё Гидеону?
— Не-а! Никто ничего не видел. — Тьма приложила ладони к лицу и задорно сообщила. — Я закрыла им глаза, а Гидеона вырубила на время, ему полезно поспать часок другой! Пойдём скорее ужинать? Я помираю с голоду, и над комендант уже просыпается.
Она протянула мне руку, а я охотно взялась за неё, в который раз ощущая, что я наконец-то дома.
— Мы расскажем ему? — осторожно спросила тьму, но она лишь покачала головой.
— Мы ещё не готовы.
Я сжала крепче её эфемерную руку, радуясь, что мне есть с кем разделить свои страхи. Мы обе боимся раскрыть Гидеону наш большой секрет. Мы боимся, что он нас не простит и не примет. Глупо, мы обе знаем настоящего Гидеона. Он не такой.
*.*.*
Как и обещала тьма, моя выходка осталась незамеченной для обитателей Нуриджа, даже Гидеон не подавал виду, хотя с подозрением покручивал браслет на запястье, пока ему наливали суп. Кожа под артефактом у него слегка вспухла и явно саднила. Спасибо, моей сущности, что успокоила меня до того, как у ректора отвалилась рука, а мне оторвало голову.
Мы сели за один из дальних столов, и ни у кого не было аппетита. Гидеон задумчиво размешивал ложкой густой бульон, прокручивая в мыслях что-то неприятное.
— Бовард не сильно допекал тебя? — первой нарушила неловкое молчание.
— Меня-то? Только одной аспирантке это под силу, — усмехнулся ректор. — У меня огромная стопка с жалобами на тебя. Я понимаю, что это поступок мстительного, ревнивого и малодушного… — он понизил голос, но я услышала-таки гаденькое словечко, которое Гидеон себе никогда не позволял до этого.
— Меня уволят?
Теперь настала моя очередь мешать суп. Только у меня это выходило нервно и шумно. Я шкрябала металлом по тарелке и сама же морщилась от неприятного звука. Сейчас проблемы с увольнением волновали меня меньше всего. Бовард нёс угрозу всем, кто мне дорог, а я слепа и смутно могу предугадать его дальнейшие шаги.
— Нет. С чего бы? Просто мне придётся ответить на каждую докладную, а это займёт уйму времени. Так что подгадил твой жених нам обоим. Но приезд Леминбрюка не единственное, что меня волнует сейчас.
Гидеон отложил свою многострадальную ложку в сторону, а я нервно хлебнула уже остывшего супа, предчувствуя неудобный вопрос.
— Тьма опять выходила из моего тела. Не хочешь рассказать, чем вы обе занимались?
Подавилась. Глупо было рассчитывать, что он не заметит.
— Да так. Мы делали фульгуриты на пляже. Мне была нужна разрядка.
— Фульгуриты? — он вскинул брови, а я быстро запихнула в себя ещё одну ложку супа, чтобы выиграть время.
— Фульгурит — это такой спекшийся от удара молнии песок. Очень красиво, — промычала в ответ.
— Я знаю, что такое фульгурит, Алоиза! Мне непонятно, почему этим стоило заниматься с моей тьмой? Делаете фульгуриты, пьёте кофе, — он загибал пальцы.
Третья ложка застыла на полпути к моему рту. Я не могла понять, польщена я этим замечанием, злюсь, или ревную. С одной стороны, назвав мою тьму своей, Гидеон фактически признал и меня своей. С другой — черт возьми, это моя тьма. Моя! И мне решать, как и где проводить с ней время.
— Мне захотелось.
В моих фантазиях это фраза звучала сурово и жестко, на деле же я проблеяла её виновато.
— Я не против ваших с ней посиделок, Алоиза, но хотелось бы, чтобы ты предупреждала меня о них заранее, а не устраивала спонтанно.
