— Ашотик-джан! Сколько лет, сколько зим!
— Простите, вы обознались.
Ашот Отстранился от нежданного знакомца, пытаясьвспомнить," где же он его видел. Лицо вроде действительно было знакомое,но такое нехарактерное, незапоминающееся, что память отказывалась его опознать.
— Да как же, Ашот, ты что, не помнишь? Краснодар, летодевяностого года...
— Извините, я никогда не был в Краснодаре, — неморгнув, открестился Ашот от ненужного знакомца, — разрешите пройти, выменя с кем-то перепутали.
Он отодвинул фамильярно приобнявшего его человека, купилбилет и по шатким сходням поднялся на корабль. Здесь он тихо переговорил сматросом, отвязывавшим канат от кнехта, в воздухе мелькнула зеленая бумажка, иАшота проводили к капитану речного трамвая. С ним он тоже тихо переговорил,мелькнула зеленая бумажка большего достоинства, потом еще несколько, и капитаннаконец кивнул, а Ашот, довольный результатом разговора, поднялся на верхнююпалубу и подошел к поручням по левому борту.
Речной трамвай отошел от дебаркадера и медленно вышел вфарватер. Не по-сентябрьски припекало солнце, по сторонам проплывали самыекрасивые набережные мира, но Ашоту Арутюняну было не до этих красот; Оннапряженно всматривался в речную даль.
— Мама, мама, смотри, навстречу еще один трамвайчикплывет! — прощебетало неподалеку создание лет пяти с розовым бантом вволосах.
Навстречу действительно двигался второй такой же речнойтрамвай. Вскоре два корабля должны были пройти недалеко друг от друга, почтисоприкоснувшись в самом узком месте фарватера.
Вдруг тот корабль, на котором плыл Ашот, сбросил ход,остановился и понемногу двинулся назад задним ходом. Встречный трамвайпоравнялся с ним, почти соприкасаясь бортами.
На верхней палубе стоял Гена — молодой человек удивительнореспектабельной наружности, в легком летнем костюме и позолоченных очках. Вруке он держал аккуратный кожаный чемоданчик.
Гена посматривал на часы, видимо, ожидая встречи.
— Эй, Гена! Не туда смотришь! — окликнул его Ашот.
Корабли едва ли не терлись бортами и двигались теперь водном направлении.
Удивленные детишки толпились вдоль левого борта, глядя на соседнийтрамвайчик.
Какой-то малыш подошел совсем близко к Ашоту, и тот взглянулна него так свирепо, что ребенок с ревом умчался к матери.
— Покажи деньги! — быстро приказал Ашот.
Гена, оглянувшись по сторонам, приоткрыл чемодан, стараясь,чтобы его содержимое не было видно никому, кроме Ашота.
Чемодан был плотно набит пачками зеленых кредиток.
— Быстро меняемся, — Ашот снял с плеча синююсумку, — пока корабли не разошлись!
— Э нет, — Гена прижал к груди чемодан, —сначала покажи статуэтку.
Ашот огляделся по сторонам волчьим взглядом, убедившись, чтоникто на него не смотрит, запустил руку в сумку.., и лицо его удивленновытянулось. Не доверяя своему осязанию, он вытащил на свет Божий содержимоесумки.
В его руке, матово поблескивая на ярком солнце, красовалсябронзовый бюст вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина.
Лицо Ашота исказилось удивлением и яростью. Он вспомнилслучайную встречу на причале, вспомнил фамильярные объятия давнего знакомого..,и вспомнил наконец самого этого знакомого.
— Маркиз, сволочь поганая! — вскрикнул Ашот, азатем выдал такой заковыристый поток ругательств, что возникший неподалекумальчуган лет шести заорал от страха, а его мамаша схватила свое чадо ипотащила прочь.
— Это что — шутка? — холодно осведомился Гена иполез в правый карман пиджака. — Ты хорошо подумал, прежде чем так шутитьс нами?
Ашот взревел, перегнулся через перила речного трамвая ипопытался дотянуться до вожделенного чемодана, который уже почти был в егоруках. Гена вытащил руку из кармана. В этой руке был не пистолет, а всего лишьбелый платок. По взмаху этого платка притаившийся на юте корабля снайпер нажална спусковой крючок. Выстрел из пистолета с глушителем был не громче хлопкаладони. Ашот Арутюнян, слишком сильно перегнувшийся через перила, охнул иполетел в узкий зазор между двумя кораблями. Оплаченная им остановказакончилась, и речной трамвай, постепенно набирая ход, двинулся дальше посвоему маршруту.
* * *
В кармане барона Гагенау запищал мобильный телефон. Номерэтого телефона был известен только узкому кругу особо доверенных людей. Баронприложил трубку к уху и сухо прокаркал:
— Здесь Гагенау!
— Господин барон, — проворковал в трубке приятныйженский голос с сильным славянским акцентом, — я очень, очень хочу с вамиснова увидеться!
— Что? — удивленно переспросил барон. — Ктоэто говорит?
— Неужели вы меня уже забыли? А мне казалось — я былавам так дорога!
— Что за чушь? Кто это говорит? — снова повторилбарон.
Он отключил бы телефон, но прежде хотел узнать, кто могразболтать номер его личного мобильника.
— Это я, Ламашту, — ответил чарующий голос, —я так хочу вернуться домой! Господин Зарудный не оправдал ваше доверие.
— Что? — Барон от волнения немного охрип. —Это не телефонный разговор.
— Я тоже так считаю, — промурлыкалаженщина. — Встретимся завтра утром в одиннадцать в итальянском кафе возлеМихаэльскирхе.
На следующий день барон, оставив свой «бентли» с шофером вдвух кварталах от места встречи, вошел в маленькое итальянское кафе. Из-зауглового столика ему помахала невероятно вульгарная девица в розовом кожаномплаще, огромных розовых же очках и с густой копной платиновых волос. Баронподошел к столику и слегка поклонился.
— Присаживайтесь, господин барон, — предложиладевица вполголоса и уже совсем тихо, прикрывая рот рукой, добавила:
— Я — Ламашту.
Барон, инстинктивно оглядевшись по сторонам, сел за столик.
— Меня похитили, — жалобно прошепталадевица, — а я так хочу вернуться домой, в вашу коллекцию!
— Прекратите паясничать! — оборвал еебарон. — Статуэтка у вас?
— Допустим! — Девица перешла на более деловой тон.
— Чем вы это докажете?
На колени барона лег плотный конверт.
Он осторожно приоткрыл его и увидел моментальную фотографию,сделанную «полароидом» — золотая ассирийская статуэтка покоилась на свежемномере «Зюддойче Цайтунг».
— Допустим, — как эхо повторил барон, убралфотографию в конверт и вернул его хозяйке. — Каковы ваши условия?
Девица, снова перейдя на пискляво-жалобный тон, ответила:
