Сотрудничество Джерома Горсея с русскими «сходниками» происходило на взаимовыгодных началах. В Москву передавались новости из Парижа и Лондона, английское правительство, в свою очередь, получало достоверные сведения о ситуации в Москве. Информация о том, что русские отправили посольство в Стамбул с намерением продать «неверным» крупную партию стратегического товара, поступила в Лондон не позднее апреля 1571 г. Уже в начале мая в Тайном совете было принято решение возобновить переговоры о союзе с Москвой. Тринадцать кораблей, нагруженные оружием, боеприпасами и порохом, отправились через Зунд в Нарву, а северным морским путем для урегулирования вопроса был послан Антон Дженкинсон.
Как только царское правительство получило известие о том, что англичане готовы пойти на уступки, был разыгран кровавый фарс с приходом «120-тысячного» войска Девлет-Гирея, сожжением Москвы и разрывом торгового договора со Стамбулом. В тот день, 24 мая, стояла тихая безветренная погода, как подчеркнул в своей записке Джон Стоу. Находившийся в Москве Генрих Штаден сообщил, что пожар начался с какого-то «подгороднего монастыря», после чего трижды ударили в колокол, потом «еще и еще раз… — пока огонь не подступил» к Опричному двору государя. «Отсюда огонь перекинулся на весь город Москву и Кремль. Прекратился звон колоколов». Учитывая, что Опричный дворец располагался за Москвой-рекой на Болотной площади в расстоянии «ружейного выстрела» (около 500 м) от других построек и был обнесен стеной из тесаного камня высотой в 3 сажени (более 6 м), то огонь не мог перекинуться на Кремль самопроизвольно. Москва занялась в нескольких местах одновременно и сгорела за три часа. Сила огня была такова, что плавился металл. Городовые ворота были заперты или заложены камнями, никому не дозволялось выйти. Организованных попыток потушить огонь не проводилось. Государева казна была предварительно вывезена, войска выведены, город остался беззащитным. Эти и некоторые другие свидетельства современников дают основание утверждать, что столица была сожжена с ведома царя.
После пожара Иван IV и турецкий султан символически обменялись ножами в знак того, что торговая сделка не состоялась. Согласно русским хронографам, Андрей Ищеин-Кузминский обвинил турецкого султана, что его «посаженник» сжег Москву, и кинулся на того с кинжалом, «и Паши подхватили. Турский же Царь не велел казнити Посла, а сказал, как-де Русский Посол изволил за своего Государя умерети, вы-де мне также служите — и отпустил Послов с честью». В свою очередь, «ставленник» султана послал к великому князю посла и передал через него «длинный нож в знак уважения и велел сообщить ему, что великий князь не должен гневаться за то, что он ему причинил, и не бояться, ибо он снова скоро вернется». Джером Горсей упомянул в записках, что крымский посол получил от царя шубу и другие богатые подарки. Подробности инцидента во время дипломатического приема в Кремле, приведенные англичанином, позволяют сделать предположение, что он находился в то время в столице. Возможно, именно он доставил государю долгожданную весть, что Лондон готов пойти на уступки и заключить союзнический договор. Однако переговоры не состоялись по вине купцов Московской компании. Царь лишил англичан привилегий и выразил Елизавете I свое неудовольствие.
Весной 1572 г. «сходники» получили известие, что между английской королевой и Карлом IX был скреплен мир, и что королева-мать возобновила переговоры о заключении династического брака, на этот раз — от имени Франсуа герцога Алансонского. Одновременно в Париже велись переговоры о браке французской принцессы Маргариты де Валуа и Генриха IV Наваррского — лидера гугенотов. Переговоры с наваррским королем завершились в считаные дни. Брачный контракт был подписан в апреле, свадьба назначена на 18 августа. Если европейские наблюдатели ожидали, что матримониальные переговоры в Лондоне будут такими же стремительными и успешными, то их надежды не оправдались.
Препозиции нового брачного соглашения от имени герцога Алансонского были переданы английскому правительству 22 июля. Елизавета I попросила месяц на размышление. По мнению сэра Френсиса Уолсингема, препятствием для брака могла стать малопривлекательная внешность принца, лицо которого подпортили следы оспы. Как и было обещано, ровно через месяц, 22 августа, французский посол был официально уведомлен от имени королевы, что все кондиции, касающиеся религиозного вопроса, остаются в силе. В ночь с 23 на 24 августа в Париже были убиты спутники короля Наварры и многие видные предводители гугенотов. Вслед за этим по Франции прокатилась волна погромов. Многие города пали, но защитники Ла-Рошели оказали отчаянное сопротивление и удержали крепость. Добыча «белой соли» осталась под контролем гугенотов. Англия осудила резню в Париже, брачные переговоры были приостановлены.
Френсис Уолсингем. Художник Джон де Критц
В Москве располагали сведениями о том, что матримониальные расчеты королевы-матери не оправдались. События развивались в благоприятном для царского правительства ключе. В письме к императору Максимилиану II государь достаточно цинично выразил сочувствие по поводу того, что кровь невинных людей пролилась без пользы для французского короля: «А что, брат наш дражайший, скорбиш о кровозлитии, что учинилось у Францовского короля в его королевстве, несколко тысяч и до сущих млденцов избито; и о том крестьянским госудаем пригоже скорбети, что такое безчеловечество Француской король над толиким народом учинил и кровь толикую без ума пролил».
На протяжении следующего года герцог Алансонский не оставлял попыток добиться руки английской королевы. В начале июня 1573 г. сэр Френсис Уолсингем составил документ, в котором указывались причины, препятствующие приезду французского принца в Лондон. Самым весомым аргументом, несомненно, стали денежные субсидии в размере 800 000 крон на поездку в Польшу для избранного короля и 200 000 крон — для королевы-матери, с обязательством последующей выплаты польскому королю в течение трех лет по 600 000 крон ежегодно. Важная миссия по доставке в Париж депеши и ведению негоциации была возложена на Эдуарда Горсея и его молодого протеже.
Переговоры завершились к обоюдной выгоде. Месяц спустя в Европе стало известно, что Ла-Рошель сдала свои позиции и что герцог Анжуйский избран польским королем. Сведения «из первых рук» о событиях во Франции доставил в Москву, скорее всего, Джером Горсей. Королева-мать и по прошествии года не забыла, что ее ответное послание, отправленное с «мастером Горсеем» в Лондон, было вскрыто, и его содержание стало достоянием гласности.
Используя сведения о ходе борьбы за польскую корону, царское правительство интриговало в пользу избрания на польский престол самого Ивана IV или пыталось другим способом помешать английскому ставленнику занять королевский трон. В феврале 1574 г. герцог Анжуйский прибыл на коронацию в Польшу, а в ночь на 19 июня бежал во Францию, чтобы принять власть по смерти старшего брата. Польский престол вновь оказался вакантным. Москва поддержала кандидатуру эрцгерцога Эрнеста, сына императора Максимилиана II, в годы правления которого Дому Фуггеров удалось поправить свои финансовые дела.
