Но потом до ушей его долетел странный шорох, едва различимый из-за шума дождя, который бушевал снаружи. Обернувшись, черноволосый наемник окинул помещение пристальным взглядом. Скинув с плеча ремешок ружья, Ермак правой рукой взялся за приклад, а левую поднял вверх, дабы призвать окружающих к порядку. Спутники послушно замерли. Их взоры обезумевшими мотыльками заметались по помещению, где они оказались. В прежние, мирные времена здесь, похоже, находился склад или что-то подобное: огромный зал практически полностью занимали стеллажи, на которых по сей день был свален самый разный хлам. Съестного среди здешних запасов, надо полагать, не имелось, а если когда-то и водилось, то мародеры давно выгребли все подчистую.
Впрочем, хранящиеся в здании вещи сейчас не особо волновали Ермака – уж точно куда меньше, чем шорохи, которые не смолкали, а становились только громче. За счет того, что потолок во время бомбежек и после практически не пострадал, а снаружи царила ночь и лил дождь, рассмотреть хоть что-то в полумраке было практически невозможно.
– Зажгите горюн-траву, у кого есть, – водя ружьем из стороны в сторону, тихо бросил Ермак через плечо. – Кажется, тут кто-то прячется…
Возможно, конечно, это был трусоватый ворм, который боялся, что путники его обнаружат. Но черноволосый наемник не мог рассчитывать на подобную благосклонность судьбы. Дождавшись, когда Дмитрий и Алексей зажгут самодельные факелы, Ермак сделал шаг вперед, чтобы оглядеться…
И содрогнулся, когда за спиной раздался истошный мужской крик.
Обернувшись на голос, черноволосый наемник увидел, как Ростислав, обеими руками схватившись за горло, медленно падает на колени, а прочь от воина вглубь здания торопливо улепетывает горбатый темный силуэт. Голова Ермака снова не поспела за инстинктами: машинально вскинув ружье, наемник нажал на спусковой крючок.
Горбуна выстрелом отбросило к стене; врезавшись в кирпичную кладку, ублюдок охнул и, шипя, сполз вниз, на грязный бетонный пол.
– Ростислав! – запоздало воскликнула Марфа, бросаясь к раненому мужу.
Ермак же поспешил к извивающейся на полу твари. Это оказался грязный человекоподобный мутант, одетый в грязные лохмотья непонятного цвета. Он походил на самого обыкновенного ворма, но с пупырчатой головой и без век: серые глаза с ненавистью взирали на наемника, пока тот не поднял ружье и не добил живучую мразь.
– Быстрей! – услышал Ермак за спиной. – Дима! Тима! Он захлебывается!
Резко повернувшись, черноволосый наемник уставился на Марфу, которая сидела на полу, поджав ноги и уложив голову мужа себе на колени. Лицо раненого было белым, словно глаза сиама; при этом Ростислав содрогался всем телом, и Ермак сразу понял, что бедняга не жилец.
«Итого почти половину отряда потеряли… Хороша же цена за спасение одного-единственного Благомира!»
Отказываясь смириться с неизбежным, Дети Ветра суетились вокруг умирающего: Алексей рылся в сумке, ища кусок пластыря из коры березы-мутанта, Дмитрий с Марфой пытались как-то поудобней разместить Ростислава… но эта забота уже не могла спасти раненого. Несколько секунд спустя он умер, что с угрюмым видом констатировал Алексей.
– Соболезную, Марфа, – угрюмо произнес последователь Культа Ветра, проверив пульс, и женщина, уронив голову, заплакала.
Не придумав ничего лучше, Алексей придвинулся к вдове и обнял ее за плечо, но она, кажется, даже не почувствовала его прикосновения. Слезы лились из ее глаз и падали на голову покойного мужа.
Глядя на страдания Марфы, Ермак и сам едва сдержался, чтобы не дать выход эмоциям. Он понимал вдову куда лучше прочих спутников, поскольку, несмотря на многие годы, прошедшие со смерти любимой супруги Милы, черноволосый наемник прекрасно помнил, какие чувства испытывал в тот ужасный момент…
И именно поэтому наемник не лез к Марфе с утешениями. Он знал, что никакие слова в мире не смогут унять боль от утраты, тем более – сейчас, когда любимый супруг только что умер прямо у женщины на руках. Действия Алексея были скорей рефлекторными, нежели продуманными, и судить его за это, конечно же, не стоило, но и следовать примеру боевого товарища Ермак не желал.
Не в силах наблюдать за страданиями Марфы, черноволосый наемник отвернулся к окну. Там поливало как из ведра; сплошная стена ливня не позволяла толком рассмотреть даже «Раптора», застывшего посреди улицы.
«А ведь если бы мы остались снаружи, – подумал Ермак, – промокли бы до нитки, но Ростислав остался жив. Какая злая ирония…»
Помнится, покойная Мила любила повторять, что дождь – это слезы Бога, которые проливаются на землю, когда Всевышнего что-то сильно расстраивает.
Если это действительно так, то одного беглого взгляда на московскую Зону небожителю бы хватило, чтобы проплакать до конца времен.
* * *
«Рекс» шел осторожно и очень медленно, Рухлядь, напротив, нетерпеливо петлял вокруг «ящера». К спине стального «паука» был примотан нео Глеб, который извивался и мычал, отчаянно пытаясь выплюнуть из пасти скомканную грязную тряпку. Поначалу Громобой хотел обойтись без кляпа, но новоиспеченный дикарь оказался слишком болтлив – он говорил практически без умолку, но при этом нес практически бессвязную ерунду, чаще прочего повторяя слова «жрать» и «мясо». Возникало ощущение, что даже на фоне обычных нео, которых нейромант неоднократно встречал в той или иной части Москвы, нынешний Глеб выглядел бы непроходимо тупым.
«И никто, к сожалению, не знает, есть ли путь назад… Бедный Ермак».
Когда пошел дождь, Громобой, недолго думая, забрался в пасть к Щелкуну и преспокойно переждал там грозу. После странного, практического необъяснимого возвращения «Рекса» к хозяину нейромант стал доверять био еще больше, чем прежде.
– Крепко ж мы с тобой завязались, Щелкунчик… – тихо пробормотал Громобой, глядя на стену дождя через решетку из острых зубов «ящера». – И не думал ведь раньше, что био и хомо могут так сблизиться…
«Раптор» ждал их у входа в дом, где прятались от грозы Ермак и его странные спутники. Велев Щелкуну и Рухляди остановиться рядом с Горынычем, нейромант выбрался из пасти, спустился на землю и поспешил в здание. За несколько секунд, проведенных снаружи, он успел промокнуть до нитки – до того сильным был дождь.
– Громобой! – воскликнул Ермак, когда бородач вошел внутрь.
От переизбытка эмоций черноволосый наемник бросился к нейроманту и сжал его в объятьях. Громобой от неожиданности слегка опешил, но потом смягчился и, похлопав боевого товарища по плечу, сказал:
– Я тоже рад тебя видеть, Ермак. Что же, вперед, к Целителю?
– Пойдем, конечно! – энергично воскликнул черноволосый наемник.
Он оглянулся на Благомира и сказал:
– Пойдем ведь?
Глянув ему за спину, Громобой увидел, что в углу, рядом с грудой камней, сидит женщина из отряда… кажется, ее звали Марфа. Она выглядела подавленной и разбитой… как, впрочем, и двое мужчин, Алексей и Дмитрий, которые с угрюмым видом стояли рядом с землячкой.
