Роб гортанно вскрикнул.
– Ник, принеси ему еще виски, – сказала Мари. – А ты, Роб, говори, если можешь. Это тебя отвлечет. Расскажи про этого покойного императора. Мне интересно.
И Роб заговорил. Он налег грудью на вешалку для брюк, то и дело морщась от боли, и говорил, говорил, говорил. Виски, несомненно, развязало ему язык, но мне показалось, что Роб по натуре болтлив. Я так и видел, как он в более счастливые времена гарцует в компании приятелей и трещит, пока кто-нибудь из друзей не скажет ему: «Ой, Роб, да замолчи ты!» Почему-то мне очень живо помнится, как этот молодой хрипловатый голос все говорит и говорит, пока Мари работает, и время от времени вскрикивает, когда Мари пристраивает на место очередной лоскут шкуры.
То, что Роб рассказывал, я по большей части знал и сам, да и остальные трое тоже, – по большей части, но не все. Помню, как он говорил:
– Понимаете, у императора три ранга жен. Раньше было только два, верные жены и верховные дамы, и все они жили у императора во дворце, но нынешний император – ну, то есть покойный, все время забываю, – Тимос Девятый, учинил третий ранг, который называется просто «наложницы», и считал, что они не такие уж важные персоны и им не обязательно с ним жить. Кнаррос говорит, что у этого императора просто мания… была просто мания все классифицировать. Он подразделил верховных дам на дополнительные разряды и оставил несколько запасных разрядов на случай, если найдет других верховных дам, которые будут разрядом выше нынешних. Например, верховных дам восьмого разряда он так и не нашел, зато девятый и десятый у него были. Естественно, если у него рождались от них дети, он их тоже распределял по разрядам. Всем этим заведовал Кнаррос, но он не заведует детьми низших разрядов. Он говорит, что иначе не допустил бы, чтобы тот, которого казнили, написал письмо своей матери. Однако детей наложниц всегда отдают на воспитание людям довольно скромного достатка подальше от Ифориона…
Так вот почему император так легко и просто казнил юного Тимотео, подумал я. Тот был всего-навсего сын наложницы. Расходный материал. Да и потом от него могли быть всякие неприятности, поскольку, строго говоря, он был старший. Я невольно вспомнил тот зал суда, весь в полированных панелях, и как юный Тимотео ушам своим не поверил, услышав смертный приговор. После этого я пропустил существенный кусок рассказа Роба, поэтому не знаю точно, как он перешел к теме поселения в Талангии.
– Кнаррос – мой дядя, – говорил Роб, когда я снова смог включиться. – Вот почему я здесь – мы с Крисом его племянники. Покидать поселение не разрешается никому, кроме нас. Там очень строгая охрана. Мы с Крисом живем по полгода там, а по полгода с остальными родственниками, и нам нельзя упоминать о Кнарросе за границами поселения. Мне на самом деле нельзя всего этого говорить, но… о-ох! Но раз император погиб, теперь, наверное, не важно. В общем, как я говорил, Кнаррос занимается детьми верных жен и знает, как они распределены по разрядам и их настоящие имена и как определить наследника, когда настанет время. Сами дети, естественно, не знают, кто они такие.
Роб разговорился, и теперь перебить его было непросто. Я пытался. Если сам Роб знал, кто есть кто среди императорских детей, а было похоже, что он вполне мог знать, это заметно облегчило бы мне задачу. Однако он говорил и говорил, не обращая внимания на мои попытки его перебить, и прервать поток его речей удалось только Мари – когда она нахмурилась и взяла у меня из рук очередную иголку с ниткой.
– Глупости какие! Ребенку предстоит стать императором, а он даже не представляет себе, кто он на самом деле, и не имеет ни малейшего понятия, как править страной, и даже никогда не покидал этого вашего поселения! Бессмыслица! Твой дядя хотя бы учит наследника искусству управлять государством?
– Нет, конечно! – ответил Роб. – Это было бы небезопасно. А при нынешнем положении дел он в безопасности. И империя в безопасности – ей не грозит, что сыновья попытаются свергнуть отца или бесчестные люди воспользуются сыновьями, чтобы…
– Ерунда! – сказала Мари. – Ерунда и пропаганда. Ник, у нас ведь кто-то пытался так делать? Оттоманская империя или что-то в этом духе?
– Вот именно! – поддержал ее Ник с моей кровати, очень ловко избегая смотреть в сторону Мари. – Ничего хорошего из этого не выходило. Какая именно это была империя, не помню, но там всех наследников держали взаперти – как в тюрьме, только во дворце. А когда выпускали на волю очередного султана, он понятия не имел, что надо делать, и всего боялся. Из них получались чудовищно слабые правители.
Я вздохнул. Значит, я должен взять и посадить на трон слабого правителя, и тогда империи точно конец. В соответствии с Предопределением. Я не сомневался, что Ник и Мари верно изложили факты. Мне тоже кое-что вспомнилось.
– Кнаррос обучил их нужному нравственному закону! – возразил Роб. – Да и кровь скажется. Новый император – не трус и не будет ничьей марионеткой, вот увидите.
– Вы знаете, кто это? – Мне все-таки удалось вставить вопрос.
– Нет. Это знает только Кнаррос, – ответил Роб. – Я говорю так, во‑во-вообще… – Он уронил голову на руки. – Еще… еще долг… долго?..
– Почти все, – сказала Мари.
То, что Роба внезапно оставили последние силы, было понятно и, вероятно, произошло само собой, но я был практически уверен, что он разрешил себе расслабиться, поскольку понял, что наговорил лишнего. Я не стал донимать его расспросами. Мне вскоре предстояло встретиться с Кнарросом лично.
Роб так и не поднимал головы, пока Мари не наложила последний стежок и не сказала:
– Все. Готово.
Тогда стало понятно, что Роб и правда обессилел. Нам пришлось вчетвером вести его к моей кровати – он еле шел на подгибающихся, скользящих ногах – и бережно укладывать на здоровый бок. К счастью, кровать была большая. Он занял ее почти целиком.
Мари склонилась над ним и сказала:
– Как твоя верхняя половина? По-моему, у тебя ребро сломано, но тут я ничего поделать не могу.
Роб что-то пробормотал – мы поняли это так, что ему будет удобнее без рубашки. Точнее, это была облегающая синяя безрукавка. Мы сумели стащить ее через голову. Роб снова что-то пробормотал – с тревогой.
Мари снова склонилась над ним:
– Я тебя полностью зашила. Кожа вся сохранилась, так что края совпали почти идеально. Если повезет, когда снимем швы, будет совсем не заметно.
– Надеюсь, – проговорил Уилл. – Такой красивый мальчик.
И верно. Без рубашки, с золотым медальоном с имперским гербом на смуглой шее, Роб был практически совершенство. И хотя теперь, когда его голова лежала у меня на подушке, был виден темный круг под глазом от боли и потрясения, хотя один лошадиный бок был весь исчерчен швами и обсыпан серым порошком, кентавр все равно был прекрасен. Юный человеческий торс плавно перетекал в великолепное лошадиное тело.
– Он все слышит. Еще зазнается, – сказала Мари.
