Благодаря толпам, шуму и гаму Дорчол казался самым густонаселенным районом города. Подгоняемый любопытством, Баица пытался представить его без всех этих людей на улицах. А вскоре им представилась возможность увидеть его именно таким. Молодой подмастерье, представившийся работником князя Радиши Дмитровича, вручил приглашение хозяина посетить его сегодня вечером по указанному адресу. Баица любезно принял его и велел парню передать, что он непременно будет.
Иосиф, словно воспрянув ото сна, перестал зарисовывать махалу и удивленно спросил:
– Как ты отважился открыто и без стеснения принять приглашение от серба?
– Он вовсе не обычный горожанин. Он – сербский князь. А ты, похоже, не знаешь, что я, беглербег, по поручению султана наделил местных князей в сербских городах частью обязанностей, чтобы не сказать, властью, наряду с местными агами. Этот князь именно из таких князей! И еще: я понимаю твою озабоченность, но это не тот случай, чтобы ты слишком расстраивался из-за предстоящей встречи с сербом. Пока я это делаю открыто, великому визирю не о чем беспокоиться.
В условленное время они явились по указанному адресу. Дорчол не спал, но был тих. Он отдыхал весь, кроме нескольких кафан, из которых, словно из какого-то раструба, доносились голоса, не очень похожие на дневные.
Хозяин встретил их скромно, но держался при этом как-то торжественно. Он просил простить его за то, что принимает их по сербским обычаям.
Когда Дмитрович вышел, чтобы позвать еще кого-то из других комнат дома, Баица признался:
– Я и по службе, и неофициально переписываюсь с князем. Эту встречу мы запланировали давно, но ждали повода, который не зависел бы только от нас.
Иосиф удивленно посмотрел на него, но ничего не сказал.
Князь привел двух человек. Первый был молод, одет как дубровницкий дворянин, возраст второго скрывали длинная борода и одеяние православного монаха. Хозяин представил молодого человека как Трояна Гундулича из Дубровника, родом из знаменитой семьи Гондола из Луки, а второго – как иеромонаха Мардария из Мркшиной церкви у Косьерича.
– Вот по какой причине мы здесь собрались, – начал Дмитрович. – Молодой Гундулич получил от меня печатню, которую я в свое время купил, но пользоваться ей не смог. Мастер из него никакой, однако свой торговый талант он сумел приложить к этому делу. А дело может получиться доброе, хотя никто его таковым не считает. Но вот уже несколько лет он и его земляк Лука Димитрович (вот всего лишь одной буквой отличается от моей фамилии и уже не мой родич!) привозят из Анконы переплетенные в кожу литургические книги. Вот последняя партия в двести книг, все также в коже, на сербском языке и сербскими буквами отпечатаны в чужой стране – и все до единой проданы!
Князь остановился, глянул на пашу, словно прося разрешения продолжить. Иосиф заметил это и начал улыбаться.
– И вот однажды Мехмед-паша, зная об этих наших делах, спросил – собственно, предложил: а почему бы нам самим не печатать сербские книги? И то же самое предложил молодой Гундулич! Так что мы позвали иеромонаха Мардария, чтобы он приготовил нам книгу. Усердно потрудившись, он сделал Четвероевангелие, взяв за образец болгарско-славянское евангелие Макария 1512 года. Транскрипцию сделал сам, сделал и деревянные клише для букв и для всей прочей каллиграфии. И лично отпечатал все двести двенадцать страниц! Так что мы сегодня, 15 августа 1552 года, собрались здесь, чтобы отпраздновать первую белградскую книгу, точнее, первую, вышедшую из белградской печатни.
После этого князь и иеромонах внесли несколько больших, красиво переплетенных книг с текстами каллиграфически выписанных Евангелий.
Мардарий поблагодарил за поздравления:
– Спасибо вам, братья. Позвольте и вас, гости, в этот раз назвать так. Не обессудьте. Я счастлив, что мы сумели представить людям важное писание на церковно-литературном языке в сербской редакции старославянского языка. Сто лет тому назад Гутенберг придумал это чудо, но по сей день немногие могут похвастаться печатными книгами. После Венеции и Цетинья, а потом и Феодосия из сербского монастыря Руйно неподалеку от Ужице пятнадцать лет тому назад, а вот теперь и мы в Белграде! У нас не было литых свинцовых литер, которые очень дороги, но нам и деревянные неплохо послужили.
Баицу тронули эти слова. Это было серьезным подспорьем для грамотности и знаний, а не для разделения по языку и вере. Поэтому он не постеснялся напомнить присутствующим, что это его язык, а сам он из Соколовичей, потому и предложил сделать нечто подобное. Если Белград уже стал перекрестком путей и центром торговли, то пусть у города будут и свои книги.
– Белград слишком долго был в центре войн. Я думаю, что в будущем, как и в последние тридцать лет, воды Савы и Дуная будут для него мирными. Да, за это время в нем и рядом с ним были войска, но они более не трогали его. Войска продолжат уходить из него и возвращаться сюда, чтобы отдыхать или готовиться к следующим походам, но воевать в нем не будут. По меньшей мере еще сто лет. Я предрекаю это, как дервиш, чтобы с ощущением мира и благосостояния дать имя этому Евангелию: Белградское Четвероевангелие!
Мир и благосостояние всегда пробуждали в людях дополнительные стремления к согласию и покою. Так, в Белграде, в этот мирный для него период, случилось, что дубровчанин заложил традицию издания сербских книг. Более того, вся колония дубровницких торговцев начала писать по-сербски и кириллицей! Христианская (или латинская) чаршия, движимая хорошим заработком, стала инициатором лучшей жизни во всех других чаршиях. Даже обычный рыбный рынок стал предлагать больше самой разнообразной рыбы: от больших, тяжелых белуг и карпов до осетровых, от щук, налимов, стерлядей до сомов, севрюги и окуней. Словно Дунай и Сава, протекая рядом с соляными шахтами, впитывали из-под земли больше элементов, способствующих нересту рыб.
Оставшись в Белграде еще на несколько дней, Иосиф и Баица, каждый по своей должности, обязали османских и сербских старейшин как можно скорее выстроить пристани, таможни, школы, ханы и караван-сараи для все возрастающего количества гостей – и правоверных, и неверных, взяв за образец Дубровницкую республику, которая выделяла своим торговцам все больше кредитов для работы в Белграде и Сербии, а также велели им подумать о том, как лучше поддержать деловых людей. Баица лично обратится к султану с просьбой выстроить в Белграде речную верфь, как в Царьграде. Это дало бы людям работу и принесло бы хорошие деньги. И торговцы должны вывозить в Европу и Азию как можно больше товаров, а не ждать, когда это случится само по себе и товары сами по себе появятся на рынках. И даже, как видно, и блошиный рынок можно привести в достойный вид!
Баица встретился с несколькими высокопоставленными священниками православной церкви, которых привел к нему иеромонах Мардарий. Они рассказали ему, что сербская церковь подвергается двойной опасности: из-за отсутствия настоящего сербского государства народ полагается на нее, потому что видит в ней замену этого самого государства, однако у нее нет денег для спасения храмов от разрушения, не говоря уж о строительстве новых. И сама патриархия находится на грани исчезновения. Они опасаются за существование церкви. Не может вера в Бога существовать только в душе. Особенно когда ею следует делиться с другими.
