Его мать, водитель трамвая, хотела, чтобы он стал летчиком-космонавтом, а отец, всю жизнь горбатившийся на заводе, не возражал бы, если б Витек пробился в ученые (или, на худой конец, в инженеры), и, нещадно лупцуя его за каждую полученную в школе двойку, стремился привить своему не очень одаренному, надо признать, чаду любовь к мудреным наукам. Вряд ли такие воспитательные меры могли привести к тому, что Виктор воспылал бы желанием учиться и бросился овладевать необходимыми для будущего космонавта знаниями. Как ни бился с ним отец, учился Витек из ряда вон плохо, и матери пришлось перетаскать в школу немало сумок с подарками, чтобы его взяли в девятый класс после окончания восьмилетки. Он и сам понимал, что без среднего образования его на приличную работу не возьмут. Приличная работа уже тогда виделась ему в необременительной, как ему казалось, милицейской службе. Всю жизнь горбатиться у станка, как отец, он не собирался. То ли дело разгуливать по улицам с кобурой на боку и ни черта, собственно говоря, не делать. Преступность в те застойные годы была на уровне «если кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет…», и Витек был уверен в том, что милиционеры не шибко-то надрываются на своей службе.
Ради будущих милицейских погон ему пришлось поднапрячься и с горем пополам вытянуть на аттестат, в котором даже красовалась одна пятерка – по труду, хотя трудиться Витя Секачев любил еще меньше, чем корпеть над учебниками.
По окончании школы родители настаивали на том, чтобы он подал документы в какой-нибудь техникум и продолжил учение-мучение, но Виктор бестолковой абитуриентской суете предпочел более полезное, с его точки зрения, занятие, заключающееся в лежании на боку. В постовые милиционеры брали только отслуживших срочную, и он отдыхал, копя силы для будущей нелегкой, как он подозревал, армейской службы.
К осеннему призыву ему как раз исполнилось восемнадцать, и он, как и планировал, надел кирзовые сапоги. Служить рядовой Виктор Секачев попал в такую тмутаракань, что горько пожалел о том, что отказался поступать в техникум. Судьба забросила его на затерянную в казахстанских степях зенитно-ракетную точку, где и провел он «от звонка до звонка» два бесконечно долгих года. Рыхлому Витьку, не умеющему за себя постоять, в армии на первых порах пришлось несладко. «Деды» издевались над ним как хотели, и были моменты, когда Виктор, не в силах сносить постоянные побои и унижения, всерьез намеревался свести счеты с жизнью.
Зато под конец службы, когда он получил ефрейторские лычки и перешел в категорию старослужащих, он сполна отыгрался на молодом пополнении. Помня, как измывались над ним самим, новоиспеченный ефрейтор придумывал для зеленых салаг все новые и новые издевательства, пока один из них не повесился в туалете на брючном ремне. Секачев, осознав, что именно он подтолкнул новобранца на самоубийство, на время притих, но, как только военный дознаватель уехал, не найдя в произошедшем ЧП никакого криминала, продолжил изгаляться над молодыми, но уже не так изуверски, как прежде. До дембеля оставались считаные дни, а то и часы, и приятно волнующее предчувствие скорого возвращения домой несколько поубавило в нем злобы. К тому же он подал заявление о приеме его в компартию и не хотел портить себе характеристику. Теперь время от подъема до отбоя ефрейтор Секачев коротал за изготовлением дембельского альбома и пыхтел над украшением парадной дембельской формы. Полученные со склада за пол-литра водки новенький китель и погоны просто необходимо было облагородить вырезанным из белой клеенки кантом, прикрепить на форму, где нужно и не нужно, аксельбанты, нацепить на нее как можно больше всевозможных значков и так далее, и тому подобное. В общем, объем работы ефрейтору предстоял колоссальный, ведь доверить такое ответственнейшее дело не нюхавшему пороха новичку он не решился.
На гражданку Секачев вернулся кандидатом в члены КПСС и с рекомендацией от армейского коллектива на службу в органы внутренних дел, так что не напрасно он два года терпеливо сносил выпавшие на его долю тяготы и лишения. Армия превратила нескладного подростка в мужчину, который твердо знал, чего хочет добиться в этой жизни. Шел семьдесят шестой год, и запросы Виктора Секачева вполне соответствовали духу того застойного, но стабильного времени без инфляций и социальных потрясений, когда пределом мечтаний для советских людей были первая модель «жигулей» и кооперативная квартира, а карьерный Олимп представлялся с доступом к закрытым спецбуфетам, в которых «небожители» получали спецпайки из набора дефицитных продуктов, персональной «Волгой», личным водителем и госдачей. Разумеется, без партбилета в те годы не могло быть и речи о том, чтобы достичь таких заоблачных вершин. Членство в КПСС было обязательным условием успешного продвижения по службе, и Виктор поступил очень мудро, подав еще в армии заявление в партию.
Устроиться в милицию оказалось не так-то просто. Дотошные кадровики, проверяя его родственников до седьмого колена, обнаружили, что брат его матери был дважды судим за хулиганство, и Виктору Секачеву чуть было не дали от ворот поворот, но секретарь партийной организации райотдела майор милиции Скляров вовремя вступился за кандидата в коммунисты. Благодаря его активному заступничеству Секачеву простили дядькины судимости и взяли его на должность милиционера-водителя роты ППС.
Понятно, что всю жизнь крутить баранку патрульного «УАЗа» – не бог весть какая карьера, и засиживаться в водителях Виктор не собирался. По прошествии года со дня принятия в кандидаты КПСС его приняли в партию и тут же повысили новорожденного коммуниста до командира отделения. Секачев же мечтал об офицерских погонах, но без высшего юридического образования максимум, до чего он мог дослужиться, – это до помощника командира взвода. Учиться ему жуть как не хотелось, но парторг настоял на том, чтобы он подал документы в юридический институт. Знаний для поступления в вуз у Виктора явно не хватало, но преподаватели, принимавшие вступительные экзамены, снисходительно отнеслись к слабой подготовке молодого милиционера-коммуниста, и Секачева зачислили на первый курс следственно-криминалистического факультета заочной формы обучения.
Учиться заочно в юридическом институте оказалось не так уж и сложно, хотя попотеть над конспектами, безусловно, пришлось. Гуманитарные дисциплины всегда давались ему легче, чем какая-нибудь там физика или математика. Юридические науки (в отличие от точных) хороши были для него тем, что освоить их можно было простой зубрежкой, и много ума не требовалось, для того чтобы выучить какую-нибудь статью закона.
Через пять лет без отрыва, так сказать, от производства Секачев получил вожделенную корочку о высшем юридическом образовании. Вскоре ему было присвоено специальное звание лейтенанта милиции, и с командира отделения он сразу перескочил на должность замполита роты. На этой ответственнейшей должности он прослужил вплоть до августовского путча девяносто первого. Выполняя прямое указание тогдашнего начальника областного УМВД, Секачев, рассчитывая в случае победы путчистов на приличное повышение, как дисциплинированный коммунист призвал вверенный ему личный состав роты поддержать ГКЧП. Но что-то там наверху не срослось. Путч бесславно провалился, и скомпрометировавшая себя компартия была повсеместно запрещена.
