Он уставился на свой бренди: в янтарном напитке играло отраженное пламя свечей, и ему сразу вспомнились глаза Эмили. Итак, он затеял дело, которое может стоить ему жизни, а на уме у него только одно: искусительница с золотистыми глазами, которая зажгла в его сердце огонь страсти.
«Ты это брось, старина», — строго сказал он себе. Необходимо держаться от этой особы на расстоянии. Слишком многое поставлено на карту. Но сердцу не прикажешь. Он должен увидеть ее. Хотя бы издали.
Эмили проснулась, как от толчка. Сердце бешено колотилось. Она села в постели, тяжело дыша и дрожа от ужаса. Ей приснилось, что Шеридан стоит среди языков пламени, протягивает к ней руки, зовет ее. А она не может до него дотянуться.
Она обняла себя за плечи и принялась тихонько раскачиваться, пытаясь утишить душевную боль. Шеридана больше нет. Его останки захоронены в семейной усыпальнице и прикрыты мраморной плитой, на которой высечено имя, но это не его имя. Воспоминания не отпускали. Особенно тяжело было по ночам.
Порой она просыпалась, крепко прижимая к груди подушку. Во сне ей казалось, что его руки обнимают ее, и ей было хорошо, пока реальность не врывалась в надежное убежище снов. Порой ее мучили кошмары.
Она отбросила одеяло и поднялась с постели. На дрожащих ногах приблизилась к окну. Прохладный ветер, напоенный ароматом мокрых от дождя роз, пахнул на нее из сада, едва она открыла окно, вздул парусами парчовые шторы цвета слоновой кости. Она прислонилась к косяку окна, вдыхая влажный ночной воздух.
Тоска давила ей сердце безжизненным грузом сновидений, холодных, как лед в разгар лета. Лунный свет серебрил шелестевшие под ветром листья дуба. Казалось, целая вечность прошла с тех пор, как мужчина без имени стоял высоко-высоко на ветви этого дуба, чтобы выручить из беды свою прекрасную даму.
Что-то шевельнулось поддеревом. Эмили замерла, пристально вглядываясь в темноту. В лунном свете заметила силуэт мужчины. Он стоял возле кованой скамейки.
Она затаила дыхание, сердце едва не выскочило из груди. Она подалась вперед, напрягая зрение. Мужчина был высоким, худым. Держался гордо, надменно. Он напомнил ей того, кого уже нет в живых.
У Эмили перехватило дыхание. Лунный свет серебрил листву. Коснулся широкого плеча, скользнул по узкому бедру. Она знала этого человека. Знала это дивное тело. Но он мертв. Лунный свет дразнил ее, шутил с реальностью. Как же ей хотелось, чтобы эта реальность оказалась ложью! Уж не призрак ли перед ней?
— Кто вы?
Мужчина сменил позу и отступил в густую тень ветвей.
Эмили бросилась вон из спальни. Ночной ветер раздул ее ночную рубашку, едва она ступила за порог. Влажная трава обдала холодом босые ноги. Она бежала к дубу, но, прежде чем добралась до него, поняла, что там никого нет.
— Что случилось, мадам?
Эмили вздрогнула.
— Простите меня, мадам, — продолжал Дигби, выходя из тени дома. — Я не хотел напугать вас.
Эмили прижала руку к горлу и во все глаза уставилась на лакея.
— Что ты тут делаешь?
Дигби поднял голову, и лунный свет залил его улыбающееся лицо.
— Я люблю смотреть на звезды, мадам.
— И давно ты тут стоишь?
— Около часа, мадам.
— Около часа. — Эмили принялась теребить мягкую ткань рубашки. — Значит, ты видел мужчину, который стоял под дубом. Кто это был?
Дигби поджал губы.
— Не понимаю, о чем вы, мадам.
— Под дубом стоял мужчина. Не мог ты не видеть его.
Дигби нахмурился:
— Прошу прощения, но я никого не видел.
Эмили обхватила себя за плечи.
— Ты уверен?
— Да, мадам.
Она кого-то видела, не может быть, чтобы ей показалось. Впрочем, могло померещиться. Ведь она не переставала думать о нем, и больное воображение нарисовало ей его образ. Образ ее любимого, которого она никогда больше не увидит. Эмили вернулась в спальню. Ей было не по себе. Уж не сходит ли она с ума?
На следующее утро Эмили принялась перебирать одежду, занимавшую одну сторону ее гардеробной. Нет смысла хранить эти вещи. Их владельцу они больше не нужны. Викарий найдет им применение. Отдаст бедным.
Хватит жить прошлым. Иначе помутится рассудок.
— Но почему мне кажется, что я предаю тебя, собираясь отдать эти вещи? — прошептала Эмили, обращаясь к самой себе. Она коснулась пальцами дракона, вышитого на изумрудном шелке халата. — Милорд Негодяй, — продолжала она вести с собой разговор. — Как бы вы повеселились, если бы узнали, что я влюбилась в вас еще до того, как вы потеряли память. Влюбилась в дерзкого вояку, вторгшегося в мою жизнь.
Слезы навернулись на глаза. Она взяла халат, все еще хранивший его запах, и зарылась лицом в прохладный шелк.
— Мне так тебя не хватает! — Слезы полились по щекам, закапали на изумрудный шелк.
Ее стала бить дрожь, халат промок от слез. Эмили в полном изнеможении прислонилась к стене и медленно осела на пол.
Прошло немало дней, а боль не утихала. Охваченная горем, Эмили не слышала, как в спальню вошла бабушка.
— Девочка моя, — прошептала леди Харриет, коснувшись ее плеча.
Эмили всхлипнула.
— Извини, — прошептала она. — Сама не знаю, что на меня нашло.
— Не надо извиняться, бедное мое дитя. — Леди Харриет опустилась на колени рядом с внучкой, обняла ее. — Было бы странно, если бы ты не плакала.
Эмили положила голову на плечо бабушке.
— Мне так его не хватает!
— Я знаю, детка. Мне тоже его не хватает.
— Надо бы сообщить эту печальную новость его семье, друзьям. Но мы не знаем его настоящего имени.
— Мы заменили ему семью, Эмили.
— А я-то думала, что уже отплакала свое. Увы, слезами горю не поможешь. Боль не выплачешь.
— Время лечит, — прошептала леди Харриет. — Наберись терпения.
Эмили опустила глаза на халат, который сжимала в руках, и вышитый дракон уставился на нее своими золотыми глазами.
— Нам выпало такое недолгое счастье.
— Постарайся не думать о том, в чем судьба вам отказала. Подумай о том, как тебе повезло, что ты вообще его встретила, что любила его, пусть и недолго.
— Я понимаю, что нельзя жить прошлым. — Эмили порывисто вздохнула, — Бабушка, прошлой ночью мне показалось, будто я его видела. Он стоял под дубом, напротив окна мой спальни.
— Это тебе приснилось.
— Нет. — Эмили посмотрела бабушке в глаза. — Я как раз перед этим проснулась, мне приснился кошмар.
— Снова пожар?
Эмили принялась комкать халат в руках.
