– Земляк, ты откуда?
Я вздохнул и, показав рукой на какие-то кусты, бросил:
– Оттуда.
Они не обратили никакого внимания на мой ответ и вернулись к своему разговору. Впрочем, когда я стал рассматривать витрину, размышляя, что выбрать, бородач повернулся и произнес:
– Ты вообще кто по жизни?
– Не знаю, – сказал я, растерявшись. – Я вообще не местный, москвич.
– Москвич?! – обрадовался бородач. – Бывал в Москве, бывал. А как в аварию попал, больше там не был. Я на проспекте Мира, – знаешь, где проспект Мира? – в аварию попал. Вроде заснул за рулем. Потом – бац и в «Волгу» вписался, три месяца в больнице лежал. У меня до сих пор дырка в голове.
– Ужас, – кивнул я, а бородач сунул свою продырявленную голову в окошко и рявкнул:
– Еще сто, для земели.
Я замахал руками:
– Нет-нет, я не пью.
Бородач с дыркой в голове вздохнул:
– Мы тоже. А что делать?
Его собутыльники поддержали друга. Один из них, с фиолетовым лицом, крякнул и хлопнул меня по плечу:
– Слышь, земляк, нельзя отказываться. Не ломайся.
– Семен дело говорит, – встрял бородач. – Он в нашем районе наипервейший электрик. И Толян тоже – только Толян помладше электрик.
Семен, фиолетовый электрик, протянул мне стаканчик с водкой. Я взял, мысленно ругая себя за слабохарактерность.
– Ну давай, – сказал Толян, электрик помладше.
– Давайте, – обреченно произнес я и одним глотком выпил отвратительную жидкость.
Фиолетовый электрик подтолкнул мне леденец:
– Закусывай.
Бородач скорчил гримасу и задумчиво произнес, затянувшись папиросой «Астра»:
– А если философски подумать, то и там то же, что и здесь.
Два его друга-электрика энергично закивали головами.
Мы молча покурили, и, выбрасывая сигарету, я почувствовал шум в голове. Коньяк и водка хорошо на нее подействовали.
– Ну а с другой стороны, – тягуче проскрипел бородач, протягивая мне новый стаканчик, – жизни нет нигде, даже с философской точки зрения.
Я улыбнулся и подумал о том, что должен быть благодарен влюбленной парочке, согнавшей меня со скамейки. А то проспал бы все на свете. Два электрика и бородач мне определенно начали нравиться.
В стаканчике с водкой уже плавала какая-то черненькая букашка, беспомощно молотящая лапками по поверхности. Я долго смотрел на ее бесплодные попытки, а затем вытащил букашку спичкой. Она поползла по моей руке.
Я выпил снова и закурил еще одну сигарету. Про ждущего меня Брайса я как-то забыл. В голове все приятно крутилось, и мне стало казаться, что до Одессы отсюда можно дойти и пешком.
– Можно дойти до Одессы пешком? – спросил я у фиолетового электрика. – Если очень надо?
Он кивнул, а философ с дыркой в голове, громко вздохнув, произнес:
– Если очень надо, то можно.
Я пожал ему руку, и он сказал добрым голосом:
– Ты – хороший парень.
Электрик помладше куда-то отошел, а я, путаясь в словах, начал рассказывать про Аннушку и про то, что я ее ищу. Затем вспомнил про Тэлу и рассказал еще и о ней.
– Ну, ты прямо этот… – одобрительно молвил бородач, – …ну, как его там… впрочем, не важно. Еще?
– Хватит, – сказал я, понимая, что если выпью еще, то скорее всего буду лежать в первой же канаве. – Я, наверное, пойду.
– Угу, – сказали они. – Приходи.
Я пообещал и снова вернулся на главную улицу. Теперь я уже никого не боялся и шел, гордо поглядывая по сторонам.
Галя и ее подруги сидели там же, где я их оставил. Я подошел к ним и еще раз поздравил Лилю с днем рождения, наговорив ей кучу комплиментов, которым меня когда-то научил Андрей. Девушки немого опешили и снова налили мне коньяка.
Посидев с ними минут десять, я вспомнил про Брайса и с трудом поднялся, чувствуя себя уже совершенно пьяным. По пути я забыл, где он меня ждал, и стал мыкаться по разным дворам. В одном из них я снова встретил дворняжку, вместе с которой бродил по городу, и обрадовался ей, словно старому другу.
Я сел возле нее на корточки и рассказал ей, что у меня украли деньги. Собака молчала. Что было дальше, я совершенно не помню, но, видимо, мне все же удалось найти Брайса, потому что в себя я пришел только на лестничной площадке незнакомого дома. Рядом стояла Тэла и худощавый парень. Я опирался на Брайса.
– А потом? – спросила Тэла. – Где он напился?
– Я что, знаю? – раздраженно сказал Брайс. – Я послал его за пивом, он через час приполз на коленях уже готовый.
– Ну а что он сказал?
Брайс плюнул на пол:
– Да ничего он не говорил! Мычал мутно про какую-то дырку в голове. Что он может в таком состоянии говорить?
– Все могу! – сказал я сердито.
Тэла засмеялась и, взяв меня за руку, весело спросила:
– Денис, что ты здесь делаешь?
Я не стал отвечать. Мне как-то совсем не хотелось разговаривать.
– Мы завтра уезжаем, – сказал худощавый парень. Я вспомнил – его звали Змей. – Сначала к моей бабке, а потом в Одессу.
– Вот и возьмете его с собой, – произнес Брайс, а я поддакнул:
– Мне надо в Одессу.
Потом я снова ушел в себя и очнулся только на следующее утро. В окна светил новый день, и у меня очень болела голова. Страшно хотелось пить. Пожилой мужчина поправлял занавески и негромко напевал песню из фильма «Белое солнце пустыни». Заметив, что я проснулся, он громко крикнул:
– Ваш приятель проснулся!
Ко мне подошли Тэла и Змей. Я рассказал им, почему и как здесь оказался, и попросил денег на проезд.
– Денег нет, – сказала Маша. – Тебе в Одессу надо? Поедешь с нами. Мы сначала в село поедем, к бабке Змея, а через несколько дней вернемся в Одессу. Если не спешишь, можем ехать вместе.
– Лучше вместе, – вздохнул я.
К бабке Змея мы приехали в тот же вечер. Ее дома не оказалось – уехала к младшей дочери в Николаев, но соседи дали нам ключи от дома, и мы поселились там. Утром следующего дня Маша со Змеем ушли по своим делам, а меня оставили в доме.
Я присел на гнилые ступеньки и задумался. Все так быстро менялось, что мне было трудно угнаться за событиями. Просыпаясь утром, я совершенно не знал, где окажусь к вечеру, да и ночевал я где придется. Но несмотря на эти лишения, мне, как ни странно, такая жизнь даже нравилась, и только отсутствие любимого человека огорчало меня. Аннушка далеко, но наверняка тоже скучает и ждет нашей встречи. А эта встреча будет очень-очень яркой, ведь мы никогда раньше так надолго не расставались…
