Книга Наследница дворянского гнезда - Марина Серова

Я рассудила, что опасность Антону не угрожает. В клинике он по своей воле, персонал знает, что «лечить» его не надо, Норбеков ни разу не видел его в лицо и не представляет, что парень может быть как-то со мной связан. Значит, я вполне могу вернуться домой и управлять развитием событий дистанционно, с помощью телефона. На всякий случай я рассказала Ярцеву про дядю Колю и объяснила, что в случае форс-мажора он сможет ему помочь. Дядю Колю я предупредила, что мой друг, захотевший немного отдохнуть в лесной глуши, может попросить его об одолжении. Дядя Коля удивился, но виду не подал. Разве поймешь нас, молодых да городских?

Уже на следующий день я владела кое-какой информацией. Оказалось, что Норбеков находится в клинике на тех же правах, что и Ярцев: у него свободный выход, отдельная палата, которая тоже не запирается снаружи на ключ, хорошая кухня. Судя по всему, никто его здесь насильно не держит.

Кажется, я поняла. После того как его скрутили в усмирительную рубашку и хорошенько обкололи успокоительным, Норбеков понял, что он действительно сорвался и ему требуется немного прийти в себя. Прийти в себя и спрятаться. Смысла возвращаться в город не было, там его в любой момент могли арестовать, Ирину он не нашел. Ему было необходимо время для того, чтобы придумать, как выкрутиться из этого безнадежного положения, а для этого ему стоило хорошенько спрятаться.

Скорее всего, наутро он так же, как и мы с Антоном, предложил главврачу деньги за предоставление убежища, надеясь, что, пока его будут искать в городе, он что-нибудь придумает. Или найдет Ирину. Ведь именно здесь, по его разумению, находились люди, которые помогли ей бежать и, может быть, знали, где она скрывается.

Я понимала, что дух Норбекова еще не сломлен и он не просто надеется выбраться из западни, но и угрозами или хитростью вернуть себе деньги и имение. Он понимает, что самое его слабое место – свидетели, оставленные в живых. И двое из них – Ирина и медсестра – самые опасные. Медсестра, впрочем, исчезла, а вот Ирину надо искать.

Не желая того, я невольно прониклась каким-то подобием уважения к этому агонизирующему волку: он смог перепрыгнуть через красные флажки, которыми я его обложила, и залег в норе, зализывая раны. Знал бы он, что для охотника расположение этой норы не является тайной. И он наблюдает за ним пристально и с любопытством.

* * *

С Антоном мы созванивались несколько раз в день. В его обязанности входило не только пассивно наблюдать за Норбековым, но и следить, чтобы он не удрал из клиники. Тот вполне мог в любой момент вызвать такси и уехать, например, на встречу с Мартой. Сейчас ему никто не мешал. Кроме того, я беспокоилась и за Ирину с Аришей. Теперь Норбеков знал врага, то есть меня, в лицо, и хотя знал он меня под другими именем и фамилией, все же вероятность того, что он сможет найти меня в нашем маленьком городе, была. И не столько меня, сколько мой дом, где жил Ариша и пряталась Ирина.

Антон попытался успокоить меня, сообщив, что на всякий случай приплатил охранникам за то, чтобы они позвонили ему на сотовый, если вдруг Норбеков вздумает прогуляться за территорией лечебницы. Ярцев пребывал в прекрасном расположении духа: кажется, командировка, которую я ему устроила, приносила свои плоды, и готовая статья в самом скором времени могла пополниться не только новой информацией, но и вполне доказанными фактами.

Собственно говоря, сейчас у меня был период затишья, пауза, во время которой я могла подвести итоги своей работы, разложить все по полочкам, решить, что делать дальше. Меня все еще мучили сомнения по поводу решения, принятого в отношении Норбекова. Всем известно, что наш суд – самый гуманный суд в мире. А у Петра Алексеевича еще остались старые связи и немалые средства. Кто поручится, что он не сможет подкупить судью? Или суд ограничится самым невинным сроком? И через год-другой он выйдет на свободу, еще более озлобленный, готовый на все?

Чем больше я думала, тем четче понимала: временная изоляция и разоблачение в глазах знакомых и близких может служить хорошим наказанием за его злодеяния, но ни в коем случае не избавит его жертвы от страха дальнейшего преследования. Вот что значит отступать от своих же правил! Впрочем, повода для битья головой о стенку пока не было. Норбеков, судя по всему, тоже на время затаился в своей психушке: выжидал, рассуждал, прикидывал, как выпутаться из создавшейся ситуации.

А ситуация напоминала мне игру в шахматы: сейчас ни один из противников не решался сделать свой ход. Впрочем, как я считала, очередь была моя. И я не собиралась уступать ему своих позиций.

Еще одна мысль не давала мне покоя: в тот день, когда я привезла Антона в клинику, мое сознание зацепилось за что-то. Но за что? Какая заноза сидела у меня в голове и не давала покоя? Я постоянно пыталась отогнать назойливую муху тревоги и беспокойства, она отлетала на время и снова возвращалась. Что-то я упустила.

Интересно, это судьба не дала мне проанализировать каждый мой шаг по клинике, вспомнить каждый косой взгляд, неловкое движение, вскользь оброненное слово? Я думаю, все-таки судьба. Иначе я вмешалась бы в закономерное течение событий и изменила бы их. В более гуманную сторону. Если бы смогла. Уже спустя время, проанализировав рассказ Антона и дяди Коли, я смогла наконец составить более-менее четкую картину происшедшего в клинике.

Думаю, Норбеков увидел ее в первый же день. Я знала, что она уехала из Горовска, но не знала, куда именно. Оказывается, в Мулловку. Одна молодая семья не смогла отказаться от ее предложения: однокомнатная квартира в Горовске в обмен на их скромный домик в деревне. Сделку даже не заключили, просто поменялись домами до оформления документов. Столь же быстро она переехала в деревню и устроилась работать медсестрой в лечебницу, которая располагалась рядом. Собственно, правильно все сделала. Здесь ее не искали старые знакомые, не могли достать враги, не одолевали соблазны. Может быть, только являлись по ночам люди в длинных черных плащах с алой оторочкой и пытались творить над ней свои страшные обряды. Поэтому Любка практически не выходила из клиники: работала на две ставки, оставалась в ночную смену. Естественно, она понимала, что не все, что происходит в этой клинике, законно. Надеюсь, вторая причина столь жесткого рабочего графика заключалась в том, что Любка хотела заработать как можно больше денег, чтобы позволить себе уехать подальше от Горовска. В любом случае она сама выбрала себе заточение, сама сбежала от прошлого. Но прошлое слишком быстро настигло ее.

Думаю, Норбеков постарался не попадаться на глаза медсестре, которая убила по его заказу человека. Только вот не знаю, что он испытал в тот момент, когда ее увидел: досаду, страх или радость? Радость зверя, почуявшего добычу? Не сомневаюсь лишь в одном: сомнений по поводу ее дальнейшей судьбы у него не было. Не тот он человек, чтобы сомневаться. Да и оказался он здесь с одной целью: упрятать концы в воду. А медсестра Любка была одним из самых опасных концов.