Внезапно он поднялся. Метрдотель подбежал к нему:
— Что-нибудь случилось, сэр?
— Я неважно себя чувствую. Пожалуй, подышу свежим воздухом. — Болен он не был, но ужинать определенно не хотел. — Ужин не подавайте.
— Мне очень жаль, сэр, — сказал метрдотель.
— Ничего, — ответил Лиггетт.
Он вышел на палубу, Глории в кресле не было. Она стояла у поручня на левом борту. Стало заметно холоднее, и на палубе, кроме них, были только итало-американец, его жена и двое детей, итальянец хотел за свои деньги от души надышаться морским воздухом, сонная жена с детьми робко смотрели на него, ожидая сигнала идти по постелям.
— Привет, — сказал Лиггетт.
Глория повернулась, чтобы одарить его самым холодным взглядом, но произнесла:
— Господи!
— Ты меня знать не знаешь, — сказал Лиггетт. — Скажу это за тебя.
— Я не собиралась этого говорить. Что… как ты оказался на этом судне?
— Не думаешь, что случайно, так ведь?
— Нет, но откуда ты узнал, что я буду здесь?
— Я следил за тобой.
— О-о. Какая низость. Следил за мной.
— Знаешь, мне нужно было тебя видеть.
— Не обязательно было следить. Мог бы позвонить мне снова.
— Тогда бы я разминулся с тобой. Ты вышла из дома вскоре после того, как получила мое сообщение.
— Это было твое. Я так и подумала.
— Да, мое. Хочешь сесть?
— Не особенно.
— А я хочу.
— Я лучше постою. Не боишься, что люди тебя узнают?
— Кто, к примеру? Эти итальянцы? Похожи они на моих знакомых?
— Как знать.
— Так или иначе, они уходят. Теперь, пожалуйста, послушай меня пять минут.
— Теперь сяду. Я ослабела.
— Почему?
— Из-за твоего внезапного появления.
— Я на этом судне с половины шестого.
— Ты меня восхищаешь.
— Иди сюда. Хочешь сесть здесь? — спросил Лиггетт. — Теперь послушай…
— Нет, спасибо. Не хочу никаких «послушай».
— Извини. Как мне начать?
— Как себя чувствуешь? После той драки? Я думала, тебе сильно досталось.
— Возможно, сломано ребро.
— Тогда будь осторожен. Я знала парня, которому сломали ребро на футбольном поле, и оно в конце концов проткнуло ему легкое.
— Ты не хочешь, чтобы такое случилось со мной, так ведь?
— Нет. Веришь или не веришь, не хочу.
— Почему? Простые человеческие чувства или что?
— Нет. Нечто лучшее. Или худшее.
— Что именно?
— Я люблю тебя.
— Ха-ха. Это смешно.
— Знаю.
— Что наводит тебя на мысль, что ты меня любишь?
— Не знаю. На эту мысль меня ничто не наводит. Это гораздо ближе, чем нечто, наводящее на мысль, что я люблю тебя. Это знание, что я тебя сильно люблю. Не жду, что поверишь, но это правда.
— Прошу прощения. Закуривай.
— О, как мило. Американские сигареты. Если застукают за контрабандой их в Массачусетс, тебя ждет большой штраф.
— Не шути.
— Ладно.
Лиггетт взял Глорию за руку, но она вырвалась.
— Нет. Ты хотел говорить. Ну так говори.
— Хорошо, — сказал он. — Так вот, начну с того, что я бросил жену. Или, скорее, не знаю, как выразиться. Формально я бросил ее…
— Окончательно?
— Окончательно? Ну да. Разумеется, окончательно.
— Разумеется, окончательно, — повторила Глория. — В сущности, ты сам не знаешь, окончательно или нет. По твоему тону ясно, что ты даже не думал об этом.
— Нет, я не размышлял на эту тему месяцы, дни и годы. Тебе холодно?
— Да. Но мы останемся здесь.
— Не нужно держаться так злобно. Я просто спросил.
— Извини.
— Ладно, вернемся к теме разговора. Мы с женой разошлись. Окончательно. Я сказал ей о тебе…
— Зачем?
— Я не называл твоего имени.
— Я не об этом. Почему ты сказал ей раньше, чем мне?
— Вспомни, у меня не было возможности тебе сказать.
— Все равно нужно было сказать. Подождал бы. Зачем ты это сделал? Я не разрушительница семей. У тебя есть дети. Разрушать семью — последнее дело. Нужно было сперва сказать мне.
— Не понимаю, что это изменило бы. Это не имеет никакого отношения к фактам.
— Каким фактам? Что я спала с тобой? Ты сказал ей, что я спала с тобой в твоей квартире? Сказал?
— Да.
— О, дурак. Безмозглый дурак. О, Лиггетт. Зачем ты это сделал? Бедняга. Ну, поцелуй меня.
Он поцеловал Глорию. Она забросила руку ему на шею.
— Что ты еще сделал? Что еще ей сказал?
— Сказал все, кроме твоего имени.
— А она?
— Знаешь, я не дал ей возможности высказаться. Сказал, что люблю тебя.
— Угу. И она не спросила моего имени? Да, она не стала бы спрашивать. Думаю, вскоре узнает.
— Я не хотел называть ей твое имя. И не назвал бы, если б спросила.
— Теперь ей будет нетрудно его узнать. Какие у нее планы?
— Не знаю. Я сказал, если хочет, дам ей развод в Нью-Йорке. Я представлю ей основания.
Глория засмеялась:
— Ты уже представил.
— Она сказала то же самое.
— Она примет твое любезное предложение?
— Думаю, она собирается ехать в Рино.
— Зачем идти на такие расходы? Заставь ее получить развод в Нью-Йорке. Я буду неизвестной женщиной в кружевном неглиже.
— Нет, Рино лучше.
— Это дорого. Я слышала, поездка в Рино стоит больших денег.
— Но я думаю, она хочет ехать в Рино, и все, что она хочет делать, меня устраивает, только нужно будет заключить договоренность о моих встречах с детьми.
— Сколько им лет?
— Рут, старшей, будет шестнадцать, может, уже исполнилось, а Барбара на два года младше ее.
— Да, теперь вспомнила. Ты говорил мне. Но хорошего тут мало. Старшая не собирается устроить прием по случаю первого выезда в свет?
— Очень в этом сомневаюсь. Эти вещи обходятся дорого. Два года назад было бы можно. Но не в этом году и не в будущем.
— В будущем году у нас будет революция.
