Кот Кавалер. Он сидел в дорожной сумке и защищал хозяйку, как и много, много лет назад, когда служил передатчиком для Высших Сил. Когда-то зверь уже помог Даяне противостоять натиску телепата-легиса — Трима… Когда-то он уже спас свою хозяйку. И едва не погиб в той схватке.
Сил Даяны не хватало, чтобы сражаться с Шыгру, и кот, собрав какие-то невероятные космические волны в один кулак, аккумулировал их — неужели Кавалер сохранил эту способность?! — и передал своей хозяйке. Плечи леди расправились, невидимый прилив энергии подхватил ее усилия, удержал на плаву и мощным толчком-цунами выбросил в дверной проем.
Шыгру буквально отбросило к противоположной стене коридора. Ударило спиной и окатило отраженным страхом Даяны. Колдун медленно сполз на пол и растекся по нему омерзительным черным пятном. Рогатая шапка съехала ему на лоб, полы мантии широко распахнулись, Шыгру ловил воздух посиневшими губами и выпускал его наружу с натужным сипением:
— Невозможно… Невозможно… Я сильнее…
Нисколько не заботясь о задыхающемся в недоумении колдуне, Даяна перешагнула его разбросанные ноги и, быстро подбежав к одному из еле чадящих факелов, распахнула свой плащ.
Скорчившийся в сумке Кавалер был чуть жив. Полуприкрытые глаза зверя слепо смотрели в угол сумки, зубы щерились, а шерсть, недавно такая гладкая и шелковистая, превратилась во взъерошенную паклю. Кот передал Даяне энергию космоса и — перегорел? Не выдержал нагрузку?
— Мой Кавалер, — шептала леди Геспард. — Очнись! Ответь мне! — Слабая дрожь пробежала по полосатым лапкам, кот выгнулся, как будто всхлипнул и затих. — Нет, нет, Кавалер! — закричала Даяна.
И пламя факела качнулось, посылая на стены колеблющиеся тени. И голос эхом прокатился по гулкому подземелью и вернулся многократным — нет, нет, нет!
Даяна дунула в теплый кошачий нос, потерла острые ушки и, плача, прошептала:
— Еще на Земле мне говорили, что у кошек много жизней. Вернись, мой друг! Ты у меня один!
Вынув зверька из сумки, Даяна приложила мягкий кошачий бок к щеке и внезапно почувствовала слабое, словно дуновение утреннего ветра, дыхание.
— Ты жив?! — спросила леди Кавалера.
— На помощь! На помощь! Беда!
Резкий, как щелчок кнута, вопль разорвал темноту подземелья: Зафс раскрыл глаза и едва не ослеп от яркого солнечного света. Только что он был за сотни верст, в каменных катакомбах подземелья герцогского замка и вдруг — на лавке у реки, возле матери и держит ее за руки. Темноту сменил слепящий свет, перемещение из прошлого в настоящее произошло столь стремительно, что причинило боль обоим.
— Что случилось? — прошептала леди Геспард.
— Кричит профессор, — ответил сын и одним рывком поставил себя и мать на ноги. — В доме беда. Пошли скорее.
— Мы здесь, Горентио! — на ходу, огибая травянистый холм, прокричала Даяна.
Мысли Эйринама было невозможно прочитать, они сбивались, путались и полыхали ужасом. Растерянный и взлохмаченный, он бежал навстречу матери и сыну. На щеке ученого алела свежая царапина, один почти оторванный рукав камзола болтался грязной тряпочкой, тщедушный, маленький профессор напоминал пичужку с поломанным крылом, за которой гналась стая хищных лис.
— Беда, беда, миледи! Какие-то люди ворвались в дом и похитили детей! — Выпалив все это, Эйринам упал на грудь Зафса и опал, как сломанный стебель.
Юноша задержался только на мгновение. Легко и бережно он подхватил ученого друга на руки и сразу же догнал мчащуюся к дому мать.
— Их было много, — жалуясь, причитал профессор, прижимаясь к сильной, мерно вздымающейся груди, — мы ничего не могли сделать. Бабус… кажется, он серьезно покалечен… ему сломали руку и разбили голову… Я ничего не мог поделать!
— Все будет в порядке, Горентио. Все будет в порядке…
Весь первый этаж дома напоминал разграбленный разбойниками бивуак. Вещи валялись вперемешку с мебелью — стулья, столы и лавки были опрокинуты, черепки битой посуды устилали пол. Чья-то безжалостная нога втоптала в ковер осколки вазы, изрезавшие свежий нежный букет, кукла Верлены застряла между почти упавшей книжной полкой и дверным косяком…
Бабус — перед тем как бежать за помощью, профессор трогательно положил ему под голову крошечную вышитую подушечку — лежал на коврике у камина и даже не стонал. Весь измазанный кровью, сочащейся из раны на затылке и разбитого носа, старик безумно вращал глазами и делал попытки изобразить что-то жестами. Одна рука его плетью лежала вдоль тела, другая участвовала в «передаче информации» двумя слабо подрагивающими пальцами.
Даяна опустилась на колени возле избитого друга и стала задавать вопросы:
— Это были люди герцога?
Бабус слегка мотнул головой.
— Их было много?
— Много! — ответил за Бабуса профессор, посаженный Зафсом в кресло. — Только в доме было пять человек и сколько-то еще во дворе. Они искали вас!
— Но не нашли, — задумчиво произнесла Даяна. — Или не очень старались, так как я была им не нужна. Они, наоборот, отсекали меня от дома…
— Люди герцога забрали детей! — выкрикнул профессор. — Мальчик так сопротивлялся, что им пришлось завернуть его в одеяло!
— А Верлена? — прищурившись, спросила леди. — Она была спокойна?
— Совершенно! — наклонившись вперед, впечатал Эйринам. — Сама вышла, сама села в карету… Кот ваш, кстати, побежал за ними вслед…
— За него не стоит переживать, — все так же задумчиво произнесла Даяна. — Зафс, принеси мне лекарский саквояж, он такой…
— Я знаю, мама, — мягко перебил сын. — Теперь я знаю все.
Далее в течение получаса мать и сын не обменялись ни единым словом. Даяна занималась лечением Бабуса. Оттирала его раны от запекшейся и еще сочащейся крови, скрепляла их края клейкой лечебной массой, накладывала на сломанную руку фиксирующую повязку с регенерирующими мазями. Пивная Кружка тихо дремал под воздействием снотворного, пожалуй, завтра он очень удивится, когда отвердевший лубок ему позволят снять. Пожалуй, он даже подумает — а не приснилась ли ему сломанная рука?
Зафс наблюдал за сосредоточенной, не позволяющей себе истерик матерью и тихо касался ее мыслей. Даяна слишком многое не успела ему рассказать о своей жизни…
Туманные образы: Ранвал, приезжающий в этот дом, рождение их детей, уговоры, ссоры, размолвки и примирения в объятиях. Все смешалось в один клубок и пугало легиса обилием страстей. Эмоций было так много, что логика поступков почти отсутствовала. За вспышкой страсти следовало леденящее проклятие, за обещанием читалась отсрочка, за клятвой отречение. Ранвал — теперь уже в герцогской короне — дает приказы и бесится от их неисполнения. Даяна — все так же непокорная — то с радостью встречает царственного гостя, а то страдает от его упреков и плачет, умоляя дать ей время.
«Зачем он так жесток с тобою, мама?»
