Мы действительно на пустом практически месте заработали для этих людей пятьдесят миллионов валюты и все, что получили — заверения в искренней благодарности? Как бы не так!
Я был в бешенстве, но вида не показал. Наоборот, набулькав себе, Захару и Чарли в стаканы такие же дозы, как только что выпитая Расселом, поднял свой сосуд вверх и сказал:
— Ну вот, мы уже начали приносить пользу стране. Уже все, что мы сделали, было не зря! Разве не для этого мы здесь? С успехом вас, парни!
Чарли выпил залпом и вытер губы рукавом, я смаковал виски маленькими глотками, а Захар держал свою посуду в руке и не мог принять решения: пить или не пить?
Я легонько кивнул головой, показывая ему, что не сошел с ума и все прекрасно понимаю. Захар выпил.
— Ты зря так разволновался, Зак. — Раскинувшись в кресле, Чарли закурил.
Он всегда курил, когда выпивал. А поскольку выпивал он нечасто, то и курящим мы его почти не видели.
— Подумай, дружище, — посоветовал Рассел Майцеву. — Мы за год втроем смогли сделать столько же для страны, сколько немногие до нас. И сейчас мы куда в более лучшем положении, чем в тот день, когда мы познакомились? Не так ли? Есть трест, есть планы на будущее, есть уверенность в своих силах, есть желание поработать — что еще нужно мужчине?
Захар слушал, сидя к Расселу вполоборота, и я видел по его мятущемуся взгляду, как желание возразить борется в нем со здравым смыслом. Он понимал, что Чарли не должен знать о наших истинных целях.
— Поэтому, парни, я думаю, ничего страшного не произошло, — поделился с нами Чарли своими соображениями. — Конечно, нам придется откорректировать наши планы, но, может быть, это и к лучшему — кто знает?
Майцев налил в свой стакан немного бурбона, и я успокоился за него: он поборол свой первый порыв. Взбрыкивать не станет.
— Все равно о таких вещах нужно предупреждать!
— Ну вот так я им и сказал, Зак. И еще я им сказал, что хорошего помаленьку. Они не станут нас дергать чаще одного раза в год. Но зато каждый раз станут забирать половину.
И вот здесь мои счеты в голове заработали с удвоенной силой.
— А как они узнают, сколько это — половина?
— Понятия не имею, — признался Чарли. — Наверное, как-то посчитают. Сейчас они запросили половину стоимости «Келлера». За вычетом банковской задолженности. Столько примерно и получили. Посмотрим, сколько объявят, столько и дадим. Это же не каким-то там чучмекам. Это нашим людям все пойдет.
Счеты в моей голове едва не навернулись от перегрузки. С такой бухгалтерией я был категорически не согласен. Половину? Хренка с бугорка, а не половину!
— Ладно, парни. — Рассел поднялся из удобного кресла, отряхнул брюки и ногтями подправил отутюженные складки на них. — Сегодня был плотный день, устал я что-то. Пойду, пожалуй. Да и вы тоже не зависайте здесь до утра. До завтра!
Он вышел, и только за ним закрылась дверь, как Захар набрал в легкие воздуха, выкатил глаза из орбит и собрался заорать на меня или на неведомых экспроприаторов — мне было недосуг разбираться!
Пока он не сорвался в крик, я тоже сделал «страшные» глаза, но указательным пальцем показал Захару знак — заткнуться. А на бумаге написал:
«Не здесь!»
Мы и раньше старались лишний раз не говорить о наших целях и планах, а сейчас я решил дополнительно перестраховаться, потому что был практически уверен, что Чарли где-то записывает и слушает, что творится здесь в его отсутствие.
— Рассел прав, Зак, поздно уже, — вслух сказал я. — Пора нам домой сегодня собираться. На твоей или на моей поедем?
Обе машины сейчас стояли на стоянке под офисом, но лезть за руль мне не хотелось — нужно было обдумать ситуацию.
— На моей, — ответил Майцев и выплеснул в рот остатки бурбона.
Мы доехали до моста через Огайо, и Захар припарковал машину.
На набережной возле речного порта мы встали над рекой и долго молчали.
— Так быть не должно, — все обдумав, и кое-что вспомнив, сказал я. — Больше не дам им ни одного цента. Ни Павлову, ни Горбачеву, ни черту с рогами! Если им нужны деньги — пусть зарабатывают! У них возможности не в пример выше наших.
— Правильно, — поддакнул Захар.
— Но это еще не все. Если я правильно помню, то когда в начале девяностых зайдет речь о золоте партии, говорить будут о суммах близких к десяти миллиардам. Эти деньги должны быть у нас.
Захар громко расхохотался, заглушая гудок какого-то припоздавшего буксира.
— Будем кидать родную партию?
— Да, — жестко сказал я. — Они переживут. Дуракам деньги ни к чему.
— Нас будут сильно искать, — печально заметил Майцев. — А когда найдут, то убьют. Ледорубом по башке или еще как. За такие деньги просто взорвут половину города.
— Значит, нам просто нужно стать сильнее, чем они. И быть в это время в другой его половине. Это возможно. К тому же после девяносто первого им станет вообще не до нас. Но в любом случае — мне нужно встретиться с Павловым. Не играть в глухой телефон через твоего нью-йоркского знакомца, а встретиться самому. Сделаем вот как: я поеду в Москву, а ты здесь будешь следить за процессами и попутно подберешь нам подходящую охранную организацию — чтобы могли обеспечить личную безопасность.
— А что делать с Чарли? — Захар ощутимо нервничал и часто подхихикивал. — Он почти полностью в курсе наших дел. И играет за них. Он, скорее всего, нас и положит, когда получит приказ.
Я впервые с момента заявления Рассела подумал о нем самом.
Мимо нас, сверкая огнями, проплыл какой-то пароход, исторгающий в приходящую ночь шум, гомон и громкую музыку.
Захар проводил его взглядом и повернулся ко мне:
— Так что с Чарли?
— Захарка. — «Открытие», сделанное мною только что, заставило забыть все правила, и Майцев на пару минут перестал быть для меня «Заком». — А ведь это он, сукин сын!!
— Что он? — Захар ничего не понимал. — О чем ты говоришь, Сардж?
Мы с самого детства были приучены, что всегда есть «старшие» товарищи, которые помогут, направят, разберутся. Которые накажут и поощрят.
И Чарли намеренно или невольно стал для нас таким «старшим товарищем». Он все знал, многое умел, обладал миллионом нужных и ненужных знакомств, в общем, без малого за два года у нас вполне сформировался образ «доброй феи», опекающей наши интересы и помогающей во всех начинаниях. Он даже как-то перестал восприниматься как живой человек — просто очень-очень-очень толковый помощник, механизм, безотказный инструмент. Но ведь в его голове тоже происходили какие-то процессы.
Я повернулся спиной к ограждению набережной и сел на корточки. Было очень обидно. Так, как еще никогда прежде не было. Такое ощущение, что меня поимели. Вернее, собрались поиметь.
