– Он видел, как вы их ели?
– Да.
– Ваша честь, – сказал Мейсон, – мне хотелось бы просить судо переносе заседания на завтрашнее утро. Я, разумеется, понимаю, что суд будетрешать этот вопрос по собственному усмотрению, и…
– С нашей стороны возражений нет, – поспешно объявил Лейбли.
– Очень хорошо, – кивнул судья Гросбек. – В соответствии совзаимной договоренностью сторон слушание дела откладывается до десяти часовутра завтрашнего дня.
В какое-то мгновение судья Гросбек, казалось, хотел спроситьо чем-то Эстер Дилмейер, но потом, очевидно, все же передумал, решив остатьсябеспристрастным до конца. Он встал из-за стола и удалился в свой кабинет.
Мейгард же немедленно вскочил со своего места, откуда он всеэто время с интересом наблюдал за развитием событий, и решительно зашагал попроходу, направляясь прямо к Мейсону. Вид у него был свирепый.
– Какого черта, – возмущенно заговорил он, – вы пытаетесьвпутать меня в эту историю с конфетами?
– Ничего подобного, – ответил Мейсон, стоя у стола искладывая бумаги в портфель. – Я просто задавал вопросы. А свидетельница на нихотвечала.
– Вот только задавали вы их в довольно странной манере.
– Такая уж у меня привычка, – улыбнулся Мейсон. – Особеннокогда приходится иметь дело с людьми, пытающимися диктовать мне свои условия.
Мейгард приблизился еще на шаг. Теперь он оценивающе и снеприкрытой враждебностью разглядывал адвоката. Так обычно опытный палачразглядывает приговоренного к казни, оценивая его телосложение, вес и крепостьшеи.
– У вас ко мне есть какое-то дело? – с невозмутимым видомспросил Мейсон.
– Не нравится мне все это, – буркнул Мейгард, а затем круторазвернулся на каблуках и направился к выходу.
Милдред Фолкнер подошла к Мейсону и тронула его за руку.
– Возможно, я не очень разбираюсь в разных юридическихтонкостях, но, кажется, вы здорово их озадачили.
– Похоже, мне удалось напасть на след. Вы виделись сКарлоттой?
Оживление исчезло с ее лица. Она кивнула, и в глазах у нее блеснулислезы.
– Как она?
– Очень плохо. Ее доставили в больницу и оставили подприсмотром врача. Он сказал, что в течение по крайней мере ближайших сорокавосьми часов ей противопоказаны любые посещения. Для меня он сделал исключение,потому что она не переставала спрашивать, когда я приду, и врач полагал, чтоэто свидание пойдет ей на пользу. Но он предупредил, чтобы я не заводиларазговора о деле.
– Ну и как, получилось?
– Не совсем. Ей нужно было непременно сообщить мне что-товажное. Поначалу я старалась отвлечь ее, но потом решила, что, наверное, лучшедать ей выговориться и сбросить с души этот камень. Уж очень встревоженный виду нее был.
– Что же ее так беспокоило?
– Они вынудили ее признаться, что она отдала сертификат наакции вам. Сказали ей, что вы якобы сами им об этом сообщили и передали егополиции. Мистер Мейсон, как полицейские могут быть такими жестокими ивероломными?
– Они считают, что имеют дело с преступниками, а в этомслучае все средства хороши.
– Но согласитесь, что это не способ бороться спреступностью. Их методы основаны на лжи и жестокости. Так они никогда недобьются уважения людей. Неужели они не понимают, что тем самым ониуподобляются бандитам?
– Вы расстроены, – сказал Мейсон, – и это понятно. Делозашло слишком далеко, и к тому же это исключительный случай.
– Карла в критическом состоянии, – вздохнула она. – Даже незнаю, сможет ли она пережить все это. Она выглядит хуже, чем когда-либо, а ведьона уже шла на поправку.
– Знаю, – сочувственно сказал Мейсон. – Я изо всех силстарался избежать такой ситуации.
– Вашей вины в этом нет. Если бы она следовала вашимуказаниям, ничего такого с ней не произошло бы. Теперь она и сама это понимает.
– А больше она ничего не рассказала в полиции – только обакциях?
– Нет, больше ничего, но с теми уликами, которые у них ужеимеются против нее, и этого достаточно. Мистер Мейсон, она просто не переживет…А если ее к тому же и осудят… Наверное, будет даже лучше, если… лучше, если…
– Она не поправится? – спросил Мейсон.
Милдред снова безуспешно попыталась сморгнуть слезы, нокивнула.
– Кое-что из того, что мы услышали сегодня в суде, – сказалМейсон, – навело меня на новую идею.
– Вы хотите сказать, что еще не все потеряно и есть надежда?
– Именно.
– Если бы только Боб вел себя как мужчина, – всхлипнула она,– и рассказал всю правду, он мог бы спасти ее. Если бы он признался, что ездилк Линку, а она просто следила за ним… Но Боб убил его, а потому, естественно,не скажет ничего, чтобы не рисковать лишний раз своей драгоценной шеей.
– Скорее всего, Боб даже не знает, что она за ним следила, –предположил Мейсон.
– Знает почти наверняка, – возмущенно заявила Милдред. – Незабывайте, что Боб приезжал в отель «Клермон» и забрал оттуда Карлу. По дороге онимного говорили. И Боб лгал ей – это вы себе можете представить? Он так и непризнался, что передавал акции кому-либо, и наотрез отрицал то, что ездил кЛинку. Каково, а? И это после того, как она выследила его, видела собственнымиглазами, как он ездил в Сиреневый каньон.
– А как он все это объясняет?
– Ну, вы же знаете Боба. У него на все найдутся отговорки.Он говорит, что не успел отъехать и десяти кварталов от дома, как к нему вмашину подсел друг. При этом имени этого самого друга он не называет. Говорит,что подвез его до окраины города, что другу понадобилась на час его машина,поэтому Боб вышел и разрешил ему взять ее.
– И ваша сестра поверила в это?
– Конечно! Она бы поверила любой его небылице. Мне дажедумать об этом противно.
– А разве такое не могло произойти на самом деле?
– Но каким образом? Ведь Карла все время ехала за ним.Конечно, несколько раз она отставала, и его заслоняли другие машины. Боб жеоказался даже хитрее, чем я думала, – он сначала выспросил у нее, когда и гдеона теряла его из виду. А потом вдруг выяснилось, что смена водителя произошлакак раз в один из таких моментов – вот ведь скотина!
– Вы обратили внимание Карлы на то, что…
– Я пыталась, но все без толку. К тому же я видела, что онаочень слаба. Она рассказала мне обо всем, потому что хотела, чтобы этиподробности дошли до вас. А этот лейтенант Трэгг! Если мне только когда-нибудьпредставится возможность высказать ему все, что я о нем думаю, то уж я…
