себе. — Это вам не Гэллап.
— Гэллап? Ты шутишь? Ты был в Гэллапе?
— Я не шучу, хотя и очень об этом жалею.
— Ну хорошо, гарантирую, что наша квартира лучше, чем любой отель в Гэллапе.
Я только улыбнулся в ответ:
— Девушки, пока ваша дверь не вымазана в крови, выданные вами гарантии следует признать удовлетворительными.
— Ты говоришь забавно, правда, Хэли?
— Немного, но мне это нравится.
Мы пошли к апартаментам Хэли и Джой. Один из их друзей ждал их на крыльце дома. Мы посидели немного на улице, наслаждаясь свежим вечерним воздухом, обмениваясь историями из жизни. Его история была, без сомнения, одной из самых фантастических, что я когда-либо слышал (Хорошо, возможно, «фантастическая» не самое подходящее тут слово, особенно если вы — родители, отправляющие своих детей в летний лагерь в Аризону).
Ричард был вожатым в лагере, он поделился своей историей с оговоркой, что я никому ее не расскажу, но я просто не могу сдержаться (прости, Ричард).
Однажды летом Ричард получил под свою ответственность десять маленьких мальчиков. Они отправились в поход по девственным местам, в путешествие, достойное настоящих мужчин, или одиннадцатилетних мальчиков, ориентируясь по компасу и по звездам. «Задачей похода было дать им знания о дикой природе и, знаешь, о роли, которую они могут играть в обществе. Как взаимодействуют человеческое общество и дикая природа», — объяснил он.
«И на одном из первых уроков они должны были научиться тому, как не следует разжигать огонь в походных условиях. Ты знаешь, как это делать неправильно. Ты учишь их этому, и они в результате знают, как делать это правильно».
Это не тот метод, которым мы пользуемся в Англии, обучая своих детей, но американцы управляют всем миром, поэтому я сидел тихо и только кивал. Возможно, в этих инструкциях от обратного скрыт гениальный смысл.
Выяснилось, что одним из способов того, как не следует разжигать костер, оказалось выливание бензина на уже разведенный огонь. Ветер, объяснял он, может изменить направление и раздуть пламя в направлении человека, на которого, возможно, попадет бензин. И человек загорится. В большинстве случаев многие из нас понимают, что это как раз тот способ, который просто никогда нельзя применять. Ричард, руководствуясь самым честным желанием научить детей тому, как не следует поступать, схватил канистру с бензином и вылил ее прямо на разведенный костер.
— Ну, знаешь, чтобы наглядно продемонстрировать, почему это не самая хорошая идея, — сказал он.
— Ну конечно, — отозвался я, кивая.
Тут же порыв ветра отнес бензиновое облако в сторону ближайшего десятилетнего мальчика, чего, собственно, и следовало ожидать, и он немедленно оказался объят пламенем.
— И это значило, что карьера моя висит на волоске, — с чувством сказал Ричард, охваченный воспоминаниями.
— Так же, как и жизнь маленького ребенка, — напомнил я мягко.
— О да! Конечно! И это тоже!
Мальчик был спасен, когда его друзья принялись делать то, что наиболее естественно для мальчиков их возраста: одни забрасывали его грязью и песком, в то время как другие повалили его на землю и стали на нем прыгать. Кроме нескольких незначительных ожогов, с ребенком было все в порядке. Это его сверстники накидали на него земли и потушили своего товарища. И все, без сомнения, узнали, как не следует разжигать костер.
В общем и целом, это был прекрасный день.
Мне очень стыдно за то, что я не могу назвать имен или же названия лагеря. Простите, родители Аризоны. И удачи вам.
Чтобы еще больше закрутить сюжет, расскажу, что когда дело дошло до разбирательства истории, Ричард был спасен от гнева природоохраны тем, что все это событие с воспламенением мальчика было признано несчастным случаем.
Я постарался получить от Ричарда гарантии, что он не собирается ночью поджигать меня. Он заверил меня в том, что не собирается.
Мне выделили на ночь диван, я только надеялся, что Ричард скоро уйдет домой.
Вскоре наступило ясное, солнечное утро. Хэли подвезла меня до центра города, где я мог найти себе попутку для дальнейшего продвижения на запад. У меня на руках было пять ежедневных долларов, я решил прокутить их и потратил все свои наличные на завтрак разом. Я был полностью разорен уже к 9:39 утра.
По дороге до автозаправки на скоростном шоссе в поле моего зрения попал придорожный знак. На нем было написано:
Лос-Анджелес: 450 миль.
В одну секунду все мое путешествие сузилось до сверкающей точки. Позади меня было 2500 миль. Я мог уже практически видеть результат своей одиссеи. От надписи «Голливуд» меня отделяло менее половины дня езды на быстром легковом автомобиле, или же в семейном доме на колесах, или же в покачивающейся кабине огромного грузовика. Я был очень близко — так близко, что почти уже мог чувствовать свежий морской ветер, прилетавший с побережья Калифорнии. В фокусе моего зрения появилась цель на горизонте. Внутри меня поднималась волна гордости, гордости за то, что человек, который встанет перед огромными буквами надписи «Голливуд», будет совсем другим, нежели тот, который обдумывал идею путешествия, сидя на диване в своей лондонской квартире. В сущности, я никогда и не рассматривал физическое попадание в Голливуд в качестве основной цели своего эксперимента. Лос-Анджелес даже не представлялся мне реальным местом, он был лишь идеей. Все было задумано для того, чтобы узнать, как же я могу помочь другим людям, возвращая им то, что они давали мне: как все мы сможем давать и возвращать, поднимаясь до истинно человеческого уровня, соприкасаясь душами и обмениваясь своими историями. Цель моего путешествия состояла в том, чтобы узнать, кто я есть на самом деле или же кем бы мне хотелось стать.
Слезы навернулись на мои глаза, когда я осознал всю сложность завершающего этапа путешествия. Я отправился в путь смущенным мальчиком, а сейчас был на пороге того, чтобы стать мужчиной. Я успешно выдержал множество штормов, и вот моя финальная песнь торжества была близка к тому, чтобы прозвучать в реальности. Я чувствовал горячее желание сбросить с себя старую кожу и провозгласить на весь мир, что моя прежняя жизнь была жизнью лишь наполовину. Я мог сам наблюдать за всем процессом своего превращения из мальчика в мужчину. Я прокладывал себе дорогу сквозь туманную тьму жизни с помощью людей, встречаемых мной на пути.
Лос-Анджелес. 11 букв. Одно слово. В действительности даже не английского происхождения. Чем больше я смотрел на надпись, тем больше она теряла свою вербальную сущность. 11 белых букв, написанных на зеленом металле, столь привычный знак на дорогах Америки. Слова разделялись в моем сознании,
