все-таки сбегали, покупались для пробы. Но все только закоченели и больше не стали. Теперь купаются только в маленькой. Пусть неглубоко, но зато вода теплая и под ногами песок, а не глина.
Десять дней мелькнули быстро. Пожалуй, пора уже собираться, дать другим пожить здесь. И вот что случилось на прощанье.
Денек стоял ясный, хороший. Мальчишки барахтались в маленькой речке и несколько девчонок с ними: уже подружились, хотя учительницы ворчат.
А мимо по берегу идет Юлия Ивановна, учительница. И за ней три ее дочери: Вера, Надя и Люба.
Юлия Ивановна раньше учила гимназисток. А теперь к ней в класс зачислили и мальчишек. И Мишка тоже у нее. Но она не любит этих мальчишек и своих дочерей не подпускает к ним.
Дочери боятся ее и не говорят с мальчишками.
Вот идут они по берегу А девочки, которые купались вместе с мальчишками, стали кричать:
— Юлия Ивановна! Идите к нам! Здесь лучше!
Вера, Надя и Люба видят, что тут весело, осмелились и попросились:
— Мамочка! Разрешите, мы здесь выкупаемся!
Но она не разрешила! А увела всех на большую речку, чтобы отдельно от мальчишек.
Ну и пусть увела! Без нее всегда лучше!
Вдруг мальчишки слышат дикий тонкий крик:
— Мама-а! Мамочка-а!
Все сразу выскочили из воды, стали одеваться.
Кто это кричит? Что случилось?
А это бежит к ним Любочка, самая младшая! Прибежала, вся дрожит, кричит: «Мамочка! Мамочка!» — и не может ничего сказать больше. Только потом стало понятно, что случилось.
Оказывается, у них вышло плохо. Когда пришли на реку и стали раздеваться, Юлия Ивановна что-то замешкалась, а Вера, старшая, разделась быстро — и в воду.
Пошла, пошла и оборвалась на глубине: не может достать дна.
Она испугалась, закричала: «Мамочка!».
Юлия Ивановна бросилась к ней и тоже оборвалась. А у нее больное сердце. И с ней сразу что-то сделалось! Она руками всплеснула и вниз! И больше уже не вынырнула.
Вера еще как-то барахтается, держится и все кричит: «Мама! Мамочка!» Младшим бы бежать за помощью! А они встали на берегу на колени и молятся:
— Боже! Спаси нашу маму! Боже, спаси нашу маму!
Они не знают, что бога-то нет.
Вера зря кричала. Она поэтому набрала воды, стала захлебываться и тоже пошла ко дну.
Надя молится еще усерднее. Теперь за обеих молится: за маму и за Веру. А Любочка, видно, все-таки поумнее: бросилась за помощью, прибежала.
Мальчишки туда. На песке одна Надя: стоит на коленях, молится, крестится, тычется головой в песок.
Они разделись и в воду. И Мишка — в воду: Сережка с Тоськой все-таки успели научить его плавать.
Ныряют, ныряют, не могут никого нащупать. А вода — студеная, словно зимой. Пришлось выйти на берег. У всех стучат зубы, все дрожат, а руки так свело, что никто не может натянуть на себя рубашку.
Прибежали учительницы. Ходят, охают. А некоторые догадались: стали одевать мальчишек.
Как натянули рубашки, сразу стало теплее. Стал Мишка согреваться, начал осматриваться. Увидел на берегу бревна, какие-то доски, а у кустов пустую лодку.
«Эх, — думает он. — Дуры-девчонки! Чем молиться, лучше бы подали доску. Может, хоть Веру спасли бы!..»
Но с этих пор уже никто не травил Мишку за то, что он — безбожник. Видно, начали понимать, что бога нет!
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
У постели Ардальона
⠀⠀ ⠀⠀
Мишка пожил на даче недолго, а поправился здорово. Вернулся он домой, посмотрел на Ардальона и даже испугался: Ардальону стало еще хуже.
А как ему хочется жить! Жалко оставлять Катю и уходить в землю. А еще больше хочется пожить, чтобы посмотреть, что же будет, когда мы окончательно и везде победим.
— Вот будет жизнь! И мама у тебя хорошо заживет! Все у нее будет! А тебя выучим на профессора, только не ленись!
— Лучше на моряка! — сказал Мишка.
— Жидковат ты на моряка! Станешь профессором — и то ладно!
— Нет, на моряка! — стоял на своем Мишка.
— На моряка! — задумчиво повторил Ардальон и замолчал. И вдруг запел глухим надтреснутым голосом:
⠀⠀ ⠀⠀
Там, за рекою, закат догорает.
Красный, тревожный закат…
А на груди у сестры умирает
Красный балтийский моряк…
⠀⠀ ⠀⠀
Уже не в первый раз затягивал Ардальон эту печальную песню, и Мишке страшно хотелось знать, что же случилось дальше. Но еще ни разу Ардальон не смог дойти до следующих строк. Не мог, потому что у него подымался глухой убивающий кашель. А после кашля он без сил падал на подушку и чуть дышал.
И в груди у него булькало, свистело и скрипело. И Катя плакала над ним.
Но иногда Ардальону становилось лучше. «Отпустило на сегодняшний день», — говорил он.
Как-то в такую минуту Мишка подбежал к нему сразу из школы:
— Ардальон! Раньше — лучше жилось?
— Кто это сказал? — лениво спросил Ардальон.
— Учительница… Антонина Владимировна…
— Кому лучше, кому нет… А чем ей лучше?
— А она накопила денег и везде съездила. Она даже в Индии была!
— Ну и что? Я тоже там побывал, да молчу. А как ей там?
— Там очень красиво, но люди дикие. Англичане их учат, учат, не могут ничему научить…
— Вот брехня! — рассердился Ардальон и даже приподнялся над подушкой. — Не дикие они, а голодные. Ну-ка, поучись голодный-то! А англичане не учат их, а грабят… Врет она, контра!
Мишка удивился:
— А разве учительницы тоже врут?
— Эта врет! Вот я поправлюсь, приду к вам и все расскажу по правде! Ты скажи ей, чтобы больше не врала, а то с работы выгоним!
На другой день Мишка сразу к Антонине Владимировне.
— Что тебе, Миша?
— Антонина Владимировна! Это все брехня!
— Миша! Как ты выражаешься? Забыл с кем говоришь? В чем дело?
— Это все брехня насчет Индии. Они голодные, а не дикие. Их грабят, а не учат.
— Миша! Или ты скажешь, кто тебя этому научил, или я удалю тебя из класса!.. Кто?..
— Один матрос. Он сам там был и все видел.
— Боже мой! Какой еще матрос? С каким матросом ты водишься?
— Ардальон!
Ардальона знали, и учительница сразу испугалась. Все почувствовали это, а Мишка с новыми силами перешел в наступление:
— Он поправится, придет к нам и все расскажет по правде!
— Ну, хорошо, Миша, — стала отступать учительница, — поговорим потом. Сейчас урок. Сейчас не до этого.
Спор закончился. Но все — и мальчишки и девчонки — поняли, где правда.
