И в его взгляде плещется откровенная растерянность. Я сама стою перед ним и не двигаюсь. А Тимур неожиданно просто хрипло смеётся. Слегка запрокидывает голову, и с его каменных скул и стиснутой челюсти исчезает напряжение.
Это вводит меня в ступор. Горин всё-таки поехал крышей? У него припадок? Но смех Тимура замолкает уже через секунду. Так же резко, как и начался. Горин медленно опускает голову. Снова встречается со мной взглядом, прожигая своим раздражением.
— Тебе твой грёбаный нимб на башке не жмёт? — летит с губ Тимура.
Я ощущаю болезненный удар сердца в груди. Я не отвечаю на вопрос. Просто шумно проглатываю его в себя. А Тимур уже понижает голос до шипения:
— Хватит быть такой идеальной. Зачем ты приезжаешь сюда? Заняться больше нечем?
— Я просто помогаю тебе, — произношу тихо и честно.
А в ответ Тимур резко хватает меня за плечи. Сжимает их так, что я приоткрываю рот от боли и ловлю губами воздух. Но отвести взгляд от лица напротив с играющими на нём желваками не могу.
— Зачем?! — рычит Тимур, встряхивая меня как тряпичную куклу. — А? Зачем ты вообще решила мне помогать? Назови хоть одну причину для этого!
Его дыхание частое и рваное. Ноздри раздуты, и в таком полумраке глаза Тимура кажутся дикими. Если бы взглядом можно было испепелять людей, то сейчас бы через его пальцы, стискивающие мои плечи, просочилась горстка пепла. Что я могу ответить на эти вопросы? Только правду. Я не боюсь сейчас Тимура. Я просто хочу, чтобы он хоть что-то понял.
— У тебя никого больше нет, — вполголоса произношу я. — Тебе же не к кому обратиться за помощью.
Я чувствую, как пальцами Тимур всё сильнее вдавливается в мои плечи. А его лицо… Мгновенно оно становится ничего не выражающим. С него пропадают все эмоции. Стираются за секунду. Как и взгляд. Он тухнет, становясь пустым.
— Уйди, — сдавленно шепчет мне Тимур и так резко отпускает свои тиски, что я теряю равновесие, с размаха приземляясь попой на диван.
— Тимур… — осторожно начинаю я, но по веранде уже разлетается грубый крик, звенящий во всех её окнах.
— Я сказал, пошла отсюда на хрен! Уйди! — орет Горин. Кулаки его сжимаются, а тело дрожит так, как будто сейчас через него пропускают не одну сотню вольт.
И я подскакиваю с дивана как с катапульты. От этого крика сердце долбится о грудную клетку, руки и ноги трясутся, в глазах уже литры слёз… Я быстро надеваю кроссовки, хватаю свой рюкзак с пола и вылетаю с веранды. За спиной громко хлопает дверь, а сама я несусь отсюда прочь, спотыкаясь о кривые стыки дорожки.
Но перед самой калиткой моё тело будто свинцом наливается. Я замедляю шаг, а вот пульс во мне, наоборот, становится неуправляемым.
Между рёбер жутко печёт. И это жжение — ощущение злости. Какой-то грызущей ярости. Мне очень хочется закричать. Вот прямо здесь, посреди тёмного двора и полулысых садовых деревьев.
Я хочу кричать от обиды. И я знаю, кому выплеснуть всё, что скопилось у меня в груди. Или это чувство взорвётся во мне. Я ведь делала всё правильно. Я хотела помочь. Разве я заслужила?
Резко развернувшись на пятках, я, всё так же спотыкаясь, несусь обратно к веранде. Рывком открываю дверь. Застаю Тимура у стола, хлещущего пиво из горла бутылки.
Воздух плывёт, а перед моими глазами вспыхивают яркие круги. Я делаю два широких шага вперёд. Выхватываю бутылку у Тимура прямо из рук.
Проходит полсекунды, и по веранде разносится звон разбитого стекла. Боже. И это такой приятный звук. Я отправила эту чёртову бутылку на пол, и веранда тут же заполняется запахом хмеля.
Тимур ошалело отшатывается. Его глаза округляются, а я… Я бы врезала ему по морде, если умела бы драться. Во мне столько злости и обиды, что нет таких единиц измерения, чтобы знать её объёмы. Я больше не я, а одна сплошная обида, которая так и рвёт моё тело на части.
— А знаешь что? — шиплю я, сжимая кулаки. — Это не я должна идти на хрен, а ты. Ты неблагодарная свинья. Невоспитанное хамло и эгоистичный мудак. И знаешь кто из нас двоих более жалкий? — спрашиваю ядовито и, взяв демонстративную паузу, тыкаю в Горина указательным пальцем. — Ты. Если со мной что-то случится, то в мире точно найдётся несколько человек, которые будут думать и переживать обо мне. А кому нужен ты? Кто за эти дни написал тебе? Дай угадаю. Никто? Ты даже своей семье не нужен. Ты никому не нужен, Тимур Горин. Ни-ко-му.
И да. Я выплёвываю это с нескрываемым наслаждением. Слова рвутся из меня потоком, который жжёт откуда-то из глубины души, пока Тимур просто моргает. Сейчас он смотрит куда-то сквозь меня. А я достаю из своего рюкзака его худи и швыряю ему прямо в лицо. Тимур даже не шевелится. Кофта беззвучно падает на пол к осколкам от бутылки.
— Я даю тебе день, чтобы ты убрался отсюда, — громко и чётко заявляю я, дыша часто и судорожно.
Не жду никаких слов и действий от Тимура. Я разворачиваюсь и ухожу. Только в этот раз сама, а не потому что меня послали.
Правда, ухожу я, глотая жутко горькие слёзы. Я ошиблась. Никаких колючек Тимур не терял. Он просто наточил их и запихнул мне под рёбра. Наверное, поэтому так больно где-то в груди.
*бич-пакет — сленг, означает лапшу быстрого приготовления.
Глава 30. Тим
Глава 30. Тим
Ключом от машины я поддеваю железную крышку на горлышке. Издав характерный щелчок с шипением, она отскакивает и летит на пол. В темноте мне не видно куда, да и как-то срать.
Расхлябанно развалившись на диване, я кидаю на него уже ненужные ключи от тачки и хлебаю из горла пиво, ощущая, как горчит на языке. Какая это по счёту бутылка? Шестая?
Ну и чёрт с ним. У меня есть ещё три порции дешманского пива, купленного в местном магазине. Но сейчас у меня такое отборное говно в душе, что плевать, чем его заливать.
Сейчас я не чувствую привычную ломоту и тяжесть в теле после боя. У меня не горят костяшки пальцев, которые несколько раз прочесали
