жить, — начала Игрейн, — или тебе… многие искатели в тюрьмах, так что есть свободные убежища. Я могу…
— Спасибо. Правда. Но у нас уже есть временное место.
Игрейн кивнула, закашлялась от сажи из дымохода, а потом помрачнела.
— Нет!
— Почему? Он уже заплатил за место до лета. До этого, или если он окажется живым… Место хорошее. Будет, когда мы ототрем кровь.
Шинс решила, что размялась достаточно — еще и бедро заболело! — и встала. Она приготовилась при этом эмоционально и даже физически.
— Но ты пришла ко мне не поэтому, — сказала она.
Лицо Игрейн было ответом.
— Дела церкви, — сказала Шинс. — Сикар?
— Сходит с ума, пытаясь успокоить духовенство. Никто не знает, имел ли он право сделать так, как поступил. И это тут. Как только узнают в Лурвью, нас будут ждать годы переговоров, расследований… Но это не важно. Это спасение лица. Все мы ощутили, когда Соглашение приняло Ольгуна, — Шинс постаралась не скривиться, услышав имя от Игрейн. — В конце концов, если боги приняли то, что сделал Сикар, примет и церковь. Чтобы не было открытого конфликта.
— Я рада, — отчасти Виддершинс так и думала. Остальная ее часть хотела, чтобы Игрейн ушла, и она еще поплакала. — Он заслужил их принятие. Он…
— Но я все еще не поэтому здесь.
Шинс нахмурилась.
— История Ольгуна разносится по Давиллону. И с ней — история Адрианны Сатти. Половина священников города проснулась и заявила, что ты невиновна… так что тебе придется заняться делами с законом, и некоторые аристократы этого не примут. Но Адрианна может вернуть себе жизнь, если хочет.
Виддершинс не помнила, как села. Она стояла в паре шагов от жрицы, а потом оказалась в холодной луже, и ноги растянулись перед ней.
— Я не… это… я никогда…
— В поместье Делакруа мало что осталось, но хоть что-то еще есть. Достаточно Домов согласились, хоть будут угрозы. Ты не будешь такой уж богатой, но и не будешь страдать от нищеты несколько лет. Когда ты решишь, место будет ждать тебя.
— Это я, или фундамент здания проваливается? — слабым голосом спросила Шинс.
Жрица искренне улыбнулась на миг.
— Но я не только поэтому тут.
— Я точно не утерянная принцесса, и все уже не думают, что я мертва… — она зажмурилась на миг, подумала о призраках, что спасли ее. — Так что я не знаю, чем меня можно удивить.
Игрейн осторожно присела на ее уровень.
— Твоя ситуация с Ольгуном была уникальной. Как и его попадание в Соглашение. Судя по знакам, он договорился кое о чем. Такое может случиться лишь раз, Виддершинс.
— Не понимаю, — что-то шевелилось в животе Шинс. — Что может…?
Жрица закатила глаза. Она чуть не упала, но спохватилась. Она изящно встала и поманила Шинс за собой.
— Здравствуй, Адрианна.
Сказала Игрейн. Ее грудь вздымалась и опадала, рот двигался от слов. Но голос был низким, еще и с легким акцентом, который Шинс никогда не слышала.
Не слышала, но все равно знала.
— Ольгун…?
Игрейн — Ольгун — улыбнулась ярче солнца.
— Мы знаем, что я слышу тебя, когда ты говоришь так тихо, но нет повода… ох!
Шинс врезалась в него, руки отчаянно обвили его, рыдала в его грудь.
И когда она ощутила пальцы, нежно гладящие ее волосы, она начала успокаиваться, и только тогда она услышала тихие звуки, божество тихо плакало с ней. Она взяла себя в руки и отошла на шаг.
— Должна признаться, — она шмыгнула и вытерла рукой нос, — я не так тебя представляла.
Его смех был слишком громким для реальности, он не мог уместиться в тощей Игрейн. Он успокоился не сразу. — Я примерил новый облик.
Теперь рассмеялась она, еще и по-настоящему. Она была легче в сотню раз.
— Боги, я о многом хочу поговорить с тобой. Столько всего…
Ольгун посерьезнел. Ему не нужно было говорить, она знала.
— Сколько у нас есть? — спросила она, голос дрогнул.
— Мне жаль, Адрианна. Лишь пара минут. Мне дольше объяснять, почему, скажем так, что это связано с законами божеств и с желанием не навредить Игрейн.
— Но зачем? — она знала, что вопрос был детским, не был достоин их, но она невольно спросила его. — Зачем возвращаться? В чем смысл?
— Увидеть тебя, — мягко сказал он. — И ты спасла меня. Много раз, разными способами. Я не мог уйти, не попрощавшись.
Крыша стала размытой, Шинс не смогла сдержать слезы.
— Не стоило так говорить. Прости.
— Нет, — он шагнул к ней, в этот раз он обнял ее. — Не нужно извиняться. Никогда. Я не верю, что хоть одно божество хоть раз было в таком долгу перед смертной. Мы все благодарны за это, все Соглашение. Хоть никто не благодарен больше меня.
— Даже Севора? — она пыталась улыбнуться.
— Даже он. Дикий и амбициозный бог, да, но его служитель зашел слишком далеко в своем безумии. Севора не смог бы извиниться перед смертными, но, верю, он сожалеет.
Кивок, шмыганье.
— Скоро мне нужно уходить, Адрианна.
— Нет! — она сжала его с силой, хоть пыталась успокоиться. — Я знаю, что ты должен. Я… Ольгун, прошу. Останься.
— Не могу. О, милая, я, правда, не могу.
Она прошептала:
— Я не хочу быть одна.
Бог в смертной плоти отошел, чтобы посмотреть на нее, а она — на него, хоть он сжимал ее плечи.
— Ты никогда не будешь одна. Ты говорила с Игрейн, Анселем и Уильямом. Ты знаешь, что наши жрецы связаны с нами. Они — любимцы. Они получают вести через знаки. И мы говорим с ними во снах.
— Я не жрица! — взвизгнула она.
Бог снова рассмеялся.
— Было бы забавно тебя такой увидеть, но ты — не жрица. Но я могу уверенно сказать одно. Ты уже сильная и быстрая, хоть и меньше, чем до этого. После наших лет вместе, думаю, ты всегда такой
