в печь и доставать их…
И только потом до него дошло.
«Я выдохнул огонь без лисьего плаща».
Открытие настолько озадачило его, что он завис на секунду, размышляя, не попробовать ли перекинуться в лиса так же, без подарка Эйлахана. Но потом испугался – не столько того, что не получится, сколько наоборот, что у него прекрасно это выйдет.
– Я ведь человек, да? – прошептал Джек еле слышно, против воли покосившись на Сирила, который тихо спал, по-кошачьи свернувшись клубком. – Ну, я хотя бы более нормальный, чем он.
Прозвучало это неубедительно.
Воду он в итоге перегрел и едва ли не вскипятил – пришлось остужать, чтобы не испортить дрожжи. Потом сосредоточился, втянулся, и дело стало спориться. Зерно, которое оставили ведьмы, он растёр в ступке и перемешал с мукой, принесённой из города, рассудив, что использовать дополнительные продукты ведьмы сами разрешили, так что это даже не считается жульничеством.
«Никто ведь не говорил, какие должны быть пропорции между добавленными припасами и этим самым зерном из мешка».
Ощущение муки на ладонях и тёплого, воздушного теста было привычным, умиротворяющим. Печной дым приятно щекотал ноздри; в комнате стало заметно теплее. Дрожжи выглядели странновато, но опара получилась такая же, как всегда, хотя и пахла немного иначе; подходило тесто быстро…
«Ладно, признаем, что я хорош, – довольно подумал Джек, когда через час взглянул на четыре заготовки-кругляша, изрядно увеличившихся в размере. – Сколько там, два года без практики – и успех с первой попытки? Айла бы мной гордилась».
Лицо чернокожей поварихи всплыло в памяти так ясно, словно они виделись вчера – только-только расстались, закрыв кафе уже за полночь. У неё были ямочки на щеках, яркая седина в волосах, словно нарисованная, и добрые глаза, блестящие и тёмные, как у птицы… Последние два месяца перед тем, как болезнь окончательно её съела, Айла похудела втрое, но взгляд у неё остался прежним.
Тогда Джек не нашёл в себе сил остаться до самого конца и сбежал, прежде чем пришли новости из больницы, но в следующем году, проезжая мимо кафе, успел заметить заколоченные окна.
Вывеска тоже исчезла.
– Нельзя грустить, когда печёшь хлеб, – выдохнул он и на секунду зажмурился. – Хотя это дурацкое суеверие… А, к чёрту!
С успехом Джек, конечно, погорячился.
Первый, пробный хлеб немного подгорел с одного края, а внутри не совсем пропёкся. Со второй партией вышло получше, пусть и не идеально – слева корочка чересчур зарумянилась, хотя и не почернела.
– Так, значит, температура, – пробормотал Джек. – Ага, а если в следующий раз сдвинуть угли вот так?
Оставшейся муки хватило ещё на одну партию. Так как более-менее приличный хлеб уже остывал на столе под куском небелёной холстины, Джек рискнул поэкспериментировать и вмешал в тесто немного пряных трав, а сверху добавил тыквенных семечек и колотых орехов.
День пролетел как один миг.
Когда последнюю партию хлеба надо было уже вынимать из печи, проснулся Сирил – помятый, смешной, но куда более умиротворённый, чем утром. Заглянув под холстину, где дожидались своего часа уже готовые хлебы, и в печь, он уважительно присвистнул, а потом достал скрипку из футляра и направился во двор.
– Ты куда? – дёрнулся было за ним Джек, но потом сообразил, что если он сейчас промедлит или отвлечётся, то хлеб подгорит. – Эй?
– Собираюсь обеспечить нам алиби, – откликнулся Сирил уже снаружи. – Ведь был уговор, что мы используем двор – но без уточнения, как именно. Концертная площадка тоже считается, верно?
Джек ухмыльнулся.
Похоже, к толкованию условий, выставленных ведьмами, Сирил подходил ещё более творчески, чем он сам.
До заката оставалось ещё около часа. Джек не только успел вытащить хлеб, но и приготовить в печи нечто вроде согревающего морса из сушёной брусники и имбиря. Сирил не отказался разделить трапезу, и вдвоём они быстро приговорили самый первый, неудачный хлеб, а подгорелую корку покрошили в дальнем конце двора – птицам.
А когда край солнца опустился за горизонт, послышался клёкот, захлопали крылья – и в следующую секунду на порог шагнули хозяйки.
От них пахло кровью, а руки были черны по локоть.
Джек невольно сглотнул.
«Ведь получится же?»
…ему подумалось вдруг, что, если не считать проклятия, причём уже действующего, то наказание за проигрыш как-то не проговаривалось.
– Хи-хи-хи, дым чую! – заявила Белая с ходу.
Красная повела носом и радостно добавила:
– Хе-хе-хе, хлеб чую! Неужто справились?
Чёрная оглянулась по сторонам:
– Двор не вспахан, жнивья не видать… Но посмотрим, что вы, прислужнички, нам к ужину приготовили.
Солнце заваливалось за край земли так быстро, словно его к низу тросами тянули. Если снаружи света с горем пополам хватало, то в доме было уже темно, как в пещере; за единственным окном вообще царила ночь. На краю стола стоял миниатюрный фиолетовый фонарь Сирила, но горел отчего-то вполнакала, создавая интригующий полумрак. Джек уже успел накинуть на плечи лисий плащ, однако всё равно стало зябко.
«У нас же получится?..»
Мысленно загадав, чтоб им повезло, он сдёрнул холстину.
Отчётливо хрустнули кости – Чёрная сжала кулаки.
– Это что такое? – спросила она тихим и очень опасным голосом.
Джек мысленно про себя досчитал до трёх, потом дурашливо улыбнулся и произнёс:
– Хлеб. Хлеб к ужину, третья служба, всё, как вы велели.
Глаза у Чёрной вспыхнули недобрым пламенем:
– Хитришь снова? Служба была – взять зерно, засеять им двор, вырастить урожай, сжать, обмолотить, перемолоть в муку и из той муки приготовить хлеба к ужину…
– Нет, – перебил её Сирил, выступая вперёд. И вздёрнул подбородок: – Это вы сейчас хитрите и меняете условия на ходу. О чём мы договорились? «Службы будут исполнены так, как сказано, и никак иначе». Напомнить, что вы сказали? «Есть у нас зерно. Есть у нас и поле. И поле просит, чтоб его засеяли! А хлеба к обеду нет, а без хлеба-то и похлёбка не вкусна, и мясо в горло не лезет». Вот он, хлеб. Принимайте работу.
Чёрная ничего не ответила, задумавшись; Белая разевала рот и снова закрывала, как рыба на берегу. И только Красная хехекала, искренне веселясь:
– А и впрямь, и впрямь! Было такое, было!
– Молчи! – одёрнула её Чёрная, но Сирил только вздёрнул бровь:
– А почему молчать? Ведь
