Софья Ролдугина
Игры Эн Ро Гримм
Глава 1. УДАЧА ЛЮБИТ РЫЖИХ
Льётся октябрь бледным вином из кубка,
Тычется по оврагам слепой туман,
Ветки рябин косточек птичьих хрупче –
Близок Самайн.
В стылой дали будто скулит кто-то,
Тонкий ледок манит – шагни, сломай,
Сонмы огней мечутся над болотом –
Близок Самайн.
Пёс во дворе прячется под корытом,
Полной луны алым горит кайма,
Запертые двери теперь открыты –
Близок Самайн.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ИГРА
Поезд возник перед ним из тьмы, как чудовище.
Сперва неслышно загудели рельсы. Затем появилось тревожное ощущение близости чего-то огромного, холодного, неумолимого – и вспыхнули два ярких круглых огня, как широко расставленные глаза; выше блестел выпуклый стеклянный лоб, упрямый и бессмысленный – будто щелбана просил.
«Да это старая модель, – подумал Джек, отступая к платформе. – Разве их не списали в утиль ещё лет пятнадцать назад?»
Двигаясь рывками, поезд наползал, как огромный железный червь. Или земляной дракон – Джек видел одного такого в книжке, ещё в детстве, очень давно. Книгу, наверное, продали вместе с домом, а потом она наверняка закончила свой путь на субботнем блошином рынке, если не мусорном контейнере.
Дом всё ещё стоял – по крайней мере, полгода назад, весной.
Докатившись до тупика, поезд замер, тяжело кряхтя; огни снова угасли. Неуютная октябрьская ночь тут же стала вдвое темней и холодней. Движение во мраке скорее ощущалось, чем виделось – мельтешащие облака, ветки, танцующие на ветру… Воздух немного хрустел на зубах, резал нёбо – ещё не морозный, но уже почти.
Пахло прелой листвой, машинным маслом и рельсами.
«Надо бы в город двинуть, – подумал Джек в странном оцепенении, привалившись плечом к платформе. – Здесь-то чего ловить?»
Голову немного вело от усталости. Днём ему удалось поспать, но совсем немного, когда снимали контейнеры в хвосте грузового состава. Затем поезд двинулся снова, и там уж надо было смотреть в оба, чтобы не пропустить пересадку недалеко от Лоундейла. Новая «попутка» до Гримм-Хилл была потише и поновее: в крытых двухярусных вагонах перевозили автомобили – бережно, в отличие от песка и угля. Во время короткой стоянки Джек незаметно выбрался из поезда и до города пошёл уже пешком, вдоль трассы; добрался к вечеру, покрутился на пассажирском вокзале, удачно помог перетащить несколько чемоданов и получил щедрые чаевые.
Достаточные, чтоб сейчас найти хостел – и снять койку до конца недели.
«Горячий душ и чистое постельное бельё, – напомнил самому себе Джек, прикрывая глаза. – Что ж, надо идти».
Безнадёжно устаревший поезд ободряюще мигнул ему обеими фарами из тупика – и окончательно затих, будто оцепенел.
Как и всякий маленький городок, в котором нет ничего, кроме пары достопримечательностей, Гримм-Хилл жил от праздника до праздника – и сейчас, в преддверии Хэллоуина, горел всеми оттенками оранжевого. Кое-где пробивались чёрные и тёмно-фиолетовые пятна, как плесень. Из каждой витрины скалились тыквы с пылающими прорезями глаз; чем ближе к центру, тем избыточней становились декорации – пляшущие скелеты, летучие мыши, ведьмы, коты и мётлы, неряшливые лохмотья паутины, россыпь листьев, преимущественно пластиковых… Одна кондитерская была обвешана кистями настоящей рябины, алой, как загустевшая кровь, и при взгляде на неё Джеку стало не по себе.
В горле пересохло; ноги ослабели.
– Нет, пожалуй, сюда я не пойду, – пробормотал он, отступая.
И чуть не врезался в курьера на велосипеде.
– Дебил слепошарый! – хрипло рявкнул безразмерный серый дождевик. Под дождевиком просматривались очертания чёрной толстовки, из-под капюшона торчал козырёк кепки и блестели очки – всё совершенно бесполое, хмурое, скучное. – По сторонам смотри!
«Девица в бегах», – пронеслось в голове.
– Простите, барышня! – Джек рефлекторно обернулся с улыбкой, которая обычно обезоруживала даже самых агрессивных. – За мной должок!
Выстрел ушёл в молоко – волшебная улыбка не только не сработала, но и, кажется, масла в огонь подлила. Красавица в недрах курьерского дождевика сердито нажала на педали и ускорилась; в поворот она вписалась с трудом, едва разминувшись со студентом на скейте, и покатила вниз с холма, к привокзальным кварталам, тёмным и бесприютным. Джек содрогнулся, вспомнив, как он сам ещё четверть часа назад шагал вверх по улице, старательно избегая мусора и луж, а потом поднял воротник – ветер становился всё более зябким – и снова двинулся к центру города.
Там жизнь кипела даже поздним вечером.
В Гримм-Хилл не было ни одной прямой улицы: строился он постепенно, верней даже, медленно нарастал вокруг холма. А там, на вершине – брошюра-путеводитель с вокзала гордо сообщала об этом на первой же странице – в незапамятные времена стояла крепость, которой владел Косматый Лорд, обладатель скверного характера и большой любитель рыцарских турниров. Больше о нём, о его крепости или роде ничего известно не было; брошюра, впрочем, стыдливо добавляла в самом конце, что где-то среди развалин замка спрятаны сокровища фей, нужно лишь заручиться удачей и…
Дочитав до этого места, Джек не удержался и фыркнул: любому здравомыслящему существу старше пяти лет было известно, что никаких стоящих сокровищ у фей нет, лишь золотые листья, серебряная паутина и медные блики заходящего солнца. А если и примерещится что-то по-настоящему ценное, так это знак, что пора уносить ноги – чем заманчивее посулы, тем горше потом расплата.
С людьми примерно то же самое; но от них, по счастью, обычно можно было откупиться деньгами.
Чем выше задирался холм, тем плотнее закручивались спирали тротуаров и дорог. Больше становилось света, и вот уже вскоре уличные фонари померкли на фоне яркого сияния окон. Сувенирные магазины, пекарни, кондитерские, отели и хостелы, бары, кофейни, пабы, рестораны, салоны красоты, барбершопы, фермерские лавки и цветочные… Ослепительней всего сиял отчего-то полицейский участок, обрамлённый синим и красным неоном, и там, на пороге, усталая женщина в форме, отведя в сторону зажатую в пальцах сигарету, что-то объясняла обворованному туристу с порезанным рюкзаком. Когда-то участок, видимо, окружала решётка, но сейчас от неё остался лишь контур из низко срезанных металлических столбиков по мостовой – Джек обошёл их по широкой дуге, чтобы ненароком не наступить от усталости и не испортить единственные ботинки.
А потом улица вильнула как-то особенно резко – и растворилась
