воспоминания фразы: «У меня была ферма в Африке».
Это сложно объяснить, но, когда ты прилетаешь в Африку, этот континент глубоко проникает в тебя, буквально под кожу, и завладевает твоей душой. Именно поэтому такие простые строки, с которых начинается книга, мгновенно вызывают самые глубокие эмоции. Они также поднимают скорбь из глубин вашей души. Она происходит из того разорения, которому подвергнута большая часть этих первобытных земель, ставших жертвой грабительских действий, беспредельной жадности и отчаянной потребности в богатстве. Очень печально. И где же здесь признание факта единства с природой?
Одна из причин, которая делает эту историю привлекательной для меня, состоит в том, что я в некотором смысле провожу параллель между собой и главной героиней, ее жизненными обстоятельствами. Она также боролась и упиралась в кирпичную стену, это происходило с ней на протяжении очень долгого времени. Она пыталась добиться признания, изменить общественный уклад, бороться со странными предрассудками, укоренившимися в обществе. Лишь когда она ушла из жизни, люди поняли ее позицию и согласились с ней. Слишком поздно пришло к ней признание.
Но именно заключительные слова этого фильма занимают особое место в моем сердце. Для меня они связаны с Алексом и мной. Бликсен смиряется с утратой Финч-Хэттона и на его могиле произносит следующие слова (я немного изменила цитату):
Он не был нашим. Он не был моим. Спасибо, что поделились им с нами. Он принес нам много радости. Мы очень любили его.
Послесловие
Может ли попугай выучить язык по-человечески?
Масштабный эксперимент, проведенный Айрин Пепперберг с серым жако по имени Алекс, замечателен во многих отношениях. Хотя его автор ставила перед собой прежде всего задачу исследовать когнитивные способности обладателя «птичьих мозгов», полученные результаты интересны также в аспекте языка и коммуникации.
Алексу очень повезло с экспериментатором – Айрин Пепперберг – и выбранным ею методом обучения модель I соперник. Суть этого метода заключается в том, что попугай наблюдает действия двух тренеров, один требует от другого чего-то, другой выполняет требования и получает поощрение или не выполняет (или выполняет недостаточно хорошо) и поощрения не получает. Тренеры выступают в той и другой роли noneременно, что иллюстрирует одно из свойств, выделенных в свое время Хоккетом в качестве одной из характерных черт человеческой коммуникации – «взаимозаменяемость» (Хоккет 1970). Это свойство состоит в том, что особь, способная передать сигнал, способна и принять его. У многих видов это не так: например, песня соловья дает самке информацию о том, что на данном участке имеется готовый к размножению самец, но сама самка не поет. В большинстве экспериментов человек и животное поставлены в условия, исключающие взаимозаменяемость: человек только требует и поощряет в случае выполнения, а животное только выполняет и получает (или не получает) поощрения. В случае с Алексом это, замечательным образом, было не так: его с самого начала тренировали как полноправного участника диалога. И именно таким он и стал: он мог выполнять требования экспериментаторов, но мог и сам требовать от них, чтобы они дали ему тот или иной объект, унесли его обратно в клетку, выучили придуманное им слово. В одном случае это даже привело к срыву запланированного опыта: когда Айрин Пепперберг попыталась заставить Алекса подтянуть на веревке орех (чтобы проверить, насколько хорошо у него получится тянуть за веревку, насколько развиты у него представления о связи предметов), Алекс потребовал, чтобы Айрин подняла его сама. Ограниченный репертуар общего коммуникативного средства не дал исследовательнице возможности объяснить Алексу, чего она от него в данном случае хочет.
Метод, ставящий коммуникацию в контекст социального взаимодействия, оказался в данном случае очень удачен, поскольку все виды лучше всего выполняют те действия, к которым у них есть природная предрасположенность (Breland К., Breland М. 1961), а попугаи очень социальны и используют для социальных целей звуковую коммуникацию. Примененная Айрин Пепперберг методика оказалась очень похожа на то, как осваивают язык дети: сначала ребенок наблюдает, что говорит взрослый, потом начинает вычленять в речи отдельные элементы и воспроизводить их сам. Как показывают наблюдения, маленьким детям лучше всего удается поддерживать беседу, когда они вступают в разговор взрослого с ребенком на пару лет старше их, – в этом случае их реплики не сбивают разговор с обсуждаемой темы, а самих реплик может быть больше, чем обычно бывает в разговоре с этим же взрослым или с этим же ребенком (Tomasello 2003: 268). По мнению М. Томаселло, это происходит потому, что дети в этом случае вольны вступить в разговор тогда, когда хотят и могут, поскольку целостность и непрерывность разговора не зависит от их участия (Там же).
Айрин Пепперберг поставила Алекса примерно в такую же ситуацию: он сначала наблюдал за диалогом, видел, какой реакции ожидает говорящий от собеседника, что получит ответивший за свой ответ и как это зависит от характеристик ответа, а потом и сам мог вступить с репликой. Наблюдая, за что можно получить поощрение, Алекс стремился сделать то же самое – и у него получалось.
И еще, конечно, очень повезло Алексу с языком-посредником: этот язык был не только посилен попугаю, но и очень близок к той коммуникативной системе, которой пользовались окружающие люди, что дало возможность Алексу пополнять запасы слов и выражений, наблюдая их естественное употребление – точно так же, как это делают человеческие дети. Благодаря этому Алекс смог выучить гораздо больше слов и выражений, чем от него требовалось во время сеансов тренировок. Например, он самостоятельно выучил слово none (и тем самым вообще понятие нуля), ругательство you turkey («ты, курица!» – так иногда говорили ему студенты, когда он делал какую-нибудь глупость), а также несколько фраз для поддержания беседы.
Это последнее обстоятельство представляется чрезвычайно существенным. Действительно, коммуникация возникает у социальных животных, и с эволюционной точки зрения первая ее задача – поддерживать социальные взаимодействия. Показательно, что, как демонстрируют наблюдения за развитием речи у детей, когда ребенок учится говорить, он овладевает умением не столько строить грамматически правильные предложения, сколько вести коммуникативно успешную беседу (Tomasello 2003). И этот аспект коммуникации удавался Алексу легко и без специальных тренировок. Он научился просить прощения (I am sorry или даже I am really, really sorry – к тому же, умея воспроизводить звучание, Алекс снабжал эти фразы характерной для людей интонацией), ругаться (You turkey), успокаивать (Calm downl), выражать симпатию (/ love youl), делать замечания (когда другой серый жако, Гриффин, работал с тренерами, Алекс мог сказать ему Say betterl ‘Произнеси чётче!’) и т. д., и даже произносить слова
