если бы речь шла просто о ревности мужа, он бы точно ревновал к богатому и могущественному человеку вроде Канифеста, а не к какому-то невнятному типу, который склонен держаться в тени. Не стремясь стать ее мужем, довольствуясь ролью любовника, с чего бы он впал в ярость по поводу мужа? Я подумал: ярость, вот как? Это не похоже на ярость любовника, узнавшего, что его дама замужем, едва ли. Скорее уж муж внезапно выясняет, что у жены есть возлюбленный…
– Хотите сказать, Эмери не знал?
– Подождите, мой мальчик. Пока мы просто рассматриваем факты. Вот что меня поразило. Говорю же, сидел я, думал, и вдруг вылезло еще кое-что, что мне не понравилось. Помните ту таинственную фигуру с окровавленными руками, блуждавшую по галерее и наткнувшуюся на Луизу Кэрью? Как они исхитрились встретиться? На данный момент известно, что крошка Луиза, выпив огромную дозу снотворного, сунула хлыст в карман и собралась в павильон, чтобы попортить Тэйт физиономию (явно под действием лекарства – она намеревалась идти по снегу в легких шлепанцах). И как этот убийца наткнулся на нее? Конечно, он мог отскочить в сторону и сделал бы это, если бы… если бы понимал, куда он идет. Иными словами, он не бродил бы в темноте, пытаясь найти, где тут можно помыть руки, знай он планировку дома.
Но это не могло служить доказательством, и я вдруг вспомнил, что Эмери единственный из всех не верил, будто Тэйт убили в павильоне. Помните? Райнгеру пришлось орать на него по телефону и все повторять, мол, в павильоне, в павильоне, говорю же вам. Даже тогда он решил, что Райнгер попросту пьян. И когда он говорил с нами, он тоже уверял, что это чушь! Я вдруг осознал, что из всех самооговоров, которые я когда-либо слышал от преступников, это был самый вопиющий!
И я подумал: так-так, что у нас тут есть? Масса наводок и того, что можно принять за наводки.
Теоретически дверь, ведущая в галерею, была закрыта, следовательно, убийца пришел с другой стороны. Но мы не верим, что это был Бохун. Это какой-то гипотетический персонаж, который не знает дом, который прибыл со стороны и у которого есть машина. И человек, который соответствует этим требованиям, находится, да еще он заявляет, что женщину убили не в павильоне.
И какие против этого должны быть возражения? Ну во-первых, как мог Эмери, метавшийся среди ночи по незнакомому дому, безошибочно найти комнату, где находилась эта женщина, тем более что она не собиралась туда идти?
Во-вторых… ну чистая показуха же! Я подумал, что эта кажущаяся сложность могла – ну, именно что только могла – стать ответом на загадку убийства. Вот Тэйт ждет Бохуна в этой комнате, не смея вернуться в павильон. Но Джону было сказано идти в павильон сразу после возвращения – она полагала, что так он и сделает, и хотела его перехватить. Допустим, он направился туда, обнаружил, что она исчезла, и, может быть, поднял шум… И? Как бы вы поступили на ее месте?
После долгого молчания Катарина сказала:
– Думаю, я бы подождала у окна, пока не услышу, что подъехала его машина. Тогда я, наверное, спустилась бы к боковой двери и крикнула ему, что я в его комнате…
Она умолкла.
– Гм-гм, – сказал Г. М., важно кивая. – И думаю, вы заметили, что крыша навеса закрывает всю подъездную дорожку, кроме того конца, который ведет к конюшне. Я сам смотрел, чтобы убедиться. Из комнаты короля Карла видна только малая часть дорожки. А? Ну вот, вы слышите, как подъезжает машина. Вы и ждете машину, и вам в голову не приходит, что в таком уединенном месте в три часа ночи может появиться какая-то иная машина, кроме той, которую вы ждете. Верно? И вот в соблазнительном неглиже вы либо выглядываете из окна и шепчете, либо тихо спускаетесь к двери на лестницу и шепчете предполагаемому Джону Бохуну, что вы не в павильоне, а в его комнате. Слушайте!
Он разложил листы из пачки.
«Клянусь – и надеюсь повторить это однажды перед лицом Господа, – я не хотел убивать ее. Карлу я не поверил. Я просто решил поехать туда и посмотреть самому, мне казалось, иначе я сойду с ума. Дело было так. Когда я попал в больницу, после того как съел эту отравленную конфету, пришел Карл и сказал: мол, я говорил тебе, Канифест – их золотая жила, и теперь, если у тебя есть хоть толика храбрости, иди и сообщи ему, что ты ее муж. Он сказал: боже, ты что, хочешь быть всеобщим посмешищем? Будь мужчиной, а? И снова стал повторять мне все то, о чем я уже слышал много раз, но не верил. Она клялась, что это неправда, всегда клялась. Она сказала, если я оставлю ее в покое и дам ей делать карьеру, она в жизни ни на кого, кроме меня, не посмотрит.
А Карл настаивал: знаешь, мол, зачем Бохун повез ее туда? И если я ему не верю, тогда мне надо самому поехать туда и посмотреть. Сказал, что ехать нужно ночью, чтобы застать всех врасплох. Она-де будет в том мраморном домике, ну а мне останется лишь пройтись там да в окошко заглянуть. Они там оба будут…
И я не знал покоя, не мог ничего делать, пока не поехал. Но у меня были проблемы с машиной, потому что вентилятор сломался и мотор стал перегреваться, да еще радиатор потек или вроде того…
Ну вот, я подъехал и заметил, что моя машина не оставляет следов, потому что прямо над дорогой ветви деревьев, а снега совсем немного. И я остановился там, под навесом. Еще подумал, где там этот мраморный домик, о котором они говорили, и увидел, что двигатель снова перегрелся. Решил выйти и охладить его снегом. Вышел, значит. Снял большую серебристую штуковину, которая сверху на крышке радиатора была. Она оказалась чертовски горячей, но я был в перчатках. Было темно, и тут я вдруг услышал, как кто-то рядом шепчет, там, на крыльце».
– А теперь включите воображение, – коротко произнес Г. М.
«Даже тогда она не знала, кто это. Я не поднимал головы. И не знал, куда я иду, просто следовал за ней. Мы поднялись на несколько ступенек, она впереди, а вокруг было темно, и она говорила не переставая, пока мы не оказались в спальне, а там она обернулась и поняла, кто я.
Я сам не понимал, что делаю. Я ударил ее, потом еще и еще раз той штукой, что держал в
