домой и пошли в лодках и бечевой, по воде три с половиной тысячи верст, веря, что Муравьев все знает, все для них приготовил, что начальство все благоустроило, отблагодарит их за участие в войне, за охрану побережий, за постройку во время войны города и селений, за зимовку, за обживание сырых бараков. Ведь офицеры все исследовали и обещают, что на пути будут ждать солдат и казаков склады с продовольствием, присланным из Забайкалья. И караваны лодок пошли. И солдаты, и казаки шли с офицерами и с полковником Облеуховым, которому велено было Муравьевым остаться со своим отрядом на зимовку до весны. Но он только что этим летом спустился три с половиной тысячи верст по рекам и этих же своих людей повел опять в обратный путь. Кому не хочется домой!
А Николай Николаевич уехал в Париж. Свалить все на Облеухова? Как это у нас принято. У нас в обычае надеяться, что солдат сам себя прокормит… Из Петербурга и из Парижа, из По, Муравьев приказывал, распоряжался, указывал, как лучше. Но сам не приехал, ждал милостей, наград по случаю коронации и дождался, у него теперь есть орден Александра Невского.
Но что же у нас за легкомысленный народ! Пошли, не подумавши, на что отважились. Что же валить на Облеухова! Он хотел домой, а Муравьев желал милостей государя, без чего, впрочем, нельзя исполнить дело, нужное декабристам. Увлекся, поддался, чиновничья сторона перевесила в душе. При чем же тут Амур! Да, надо было пройти здесь самому на пароходе, закупить все, что можно, у маньчжур, проса, муки, живых свиней, рыбы сушеной, построить сараи, ставить сторожами тунгусов, солонов, орочен — они любезны к нам, они за железные вещи за все возьмутся. Набили бы зверей, лосей, рыбы наловили бы. Я бы сберег русские жизни. Полтораста семейств не потеряли бы сыновей и отцов. А мы сеем русскими костьми по горам, и по всему свету до пустынь, и по морям. Найдем деньги на покупку новейших артиллерийских орудий для войны китайцев с англичанами и на десять тысяч ружей. Да за двести винтовок туземцы выкормили бы все наше возвращавшееся войско.
Золото и серебро! Деньги на празднества. Еда на приемах гостей! И я там был, мед-вино пил. Чиновники и генералы и все начальствующие лица съедутся на зиму на теплые места, за выслугой, наградами, и я, я с ними! Как же мне отстать? Затрут в порошок… Народ завоюет нам великие просторы, согреет льды, осушит болота. Александра Невского за это! В генерал-адъютанты!
И спросить прощения не у кого. У кого? Кто бы понял? Ну что же, Муравьев, уж это очень нехорошо. Конечно, осудят. Под суд? Нет, под суд я и сам не дамся. Я объясню, уловчусь, мне надо не под суд, а доводить дело до конца.
Я вел народ не на вражду, а на сближение с другими народами. Не на отвратительную резню христиан с магометанами, которая пробуждает обычаи кровавой мести, газават, восстания инородцев, все с теми же англичанами за спиной.
Но я осекся, не удержался, впал в чиновничество, сподличал, как принято у нас при начале желаемых завоеваний. Я убил своих. А жду позволения из Пекина, когда они соблагоизволят начать переговоры, на которые давно согласны и которые, как они сами признаются, им теперь очень нужны. Видно, еще не очень, гром не грянет — мужик не перекрестится.
Урок тяжкий на будущее. Но мы все чиновники, отчет наш только перед государем… Говорят, семь раз отмерь — один раз отрежь. Что там! Зачем это нам семь раз мерить. Раз мы пошли на покорение, чего его мерить… Мы… мировая сила. «По горам твоим Балканским разнеслась слава о нас». Опять покорение! Я победитель!
В то время как европейцы одерживают победы на юге Китая, получают миллионные барыши.
А как же Евфимий Васильевич будет действовать с англичанами заодно, когда он только что купил и подготовил для Китая современную артиллерию и скорострельные ружья, из которых войска богдыхана начнут стрелять по англичанам и по французам.
Великим дипломатом должен быть посол — такой сотоварищ лорда Элгина. Там коса найдет на камень. Муравьев так не взялся бы играть надвое с иностранцами, когда в своем отечестве дел по горло; некогда, да и некому, приводить у нас все в порядок. Пока у нас тут все из рук валится.
У маньчжурского городка Айгуна, на правом берегу реки, Муравьев, отбросив чины, сначала на баркасе встретился с чиновниками, а потом со своими офицерами, сопровождавшими его, пошел на берег. В небольшом деревянном ямыне обедал с новым начальником Айгуна. Нового амбаня[20] не было. Джангин Фуль Хунга оказался куда любезней своего предшественника, у которого всегда дрожали коленки при деловых разговорах. Фуль Хунга упомянул, что Китай велик… Муравьев заметил, что англичане уже покорили Индию, страну величиной с Китай.
Визит был частным. Разговор неофициальный, собеседников ни к чему не обязывал, казалось бы. Муравьев старался приучать провинциальных сановников соседа к разговорам запросто, при удобном случае и сам поступался от них же усвоенными привычками и склонностями к церемонностям.
Фуль Хунга заметил, что при отправлении его из Пекина к месту службы ему было сказано высокопоставленным чиновником Трибунала внешних сношений несколько хороших слов о России. Соседство поддерживается выражениями дружбы.
Муравьев спросил, когда прибудут из Пекина уполномоченные для переговоров по известному вопросу.
— Мы согласны, — ответил Фуль Хунга.
— Так зачем же ждать?
— Пока еще нет указаний. Будут обязательно.
Так мы губим своих людей ради них и ждем распоряжений из Пекина. Когда же Пекин разрешит нам трактовать о том, что им самим надо. Привыкли мы морочить своих и ждать. Как им сказать: беритесь вы за ум, пока не поздно.
К осени Муравьев вернулся в Иркутск. На все просьбы пропустить Путятина и на письмо о нашем намерении предоставить Китаю современное вооружение пришел странный ответ. Из Совета Внешних Сношений писали, что принять оружие согласны, но что, во-первых, это так быстро делать не следует, а, во-вторых, артиллерию пересылать через Монголию нельзя, так как в Монголии живет очень глупый народ, который может ничего не понять по своему неразумению.
Вот и пойми их. Глупый ли народ? Нет, видно, напротив, весьма смышленый.
В другом письме сообщается, что пришлют высоких уполномоченных в Айгун в будущем году. Просят прибыть Муравьева.
Получается, что пока дело за Путятиным.
Книга вторая
КАНТОН
