в пятки.
Она собиралась сделать это вчера, по дороге домой из магазина, но хлынул ливень, и она никак не могла толком накрыть коляску. Мокрая до нитки, она помчалась с Карой домой, собираясь сходить за деньгами, когда дождь утихнет.
– Нет, извини, забыла, в понедельник заберу.
Джо отрывает глаза от газеты.
– Нехорошо, – говорит он с улыбкой.
Это его особенная улыбка для тех случаев, когда Энни доказывает, что совершенно безнадежна.
От этой его улыбки она чувствует себя безмозглым ребенком.
– Эти деньги нужны мне сегодня, – продолжает он. – Может, сбегаешь?
Энни смотрит на часы. Они показывают без пятнадцати двенадцать. Почта работает до полудня. Пока она оденет-обует детей, пока положит в коляску Кару, почта закроется.
– Если ты побудешь несколько минут с детьми, – говорит она, грызя ноготь, – то я успею к самому закрытию.
Дети заняты своими делами. Майкл смотрит по телевизору мультики, Кара занята в манеже, складывает кубики в деревянную почтовую коробку.
– Годится, – соглашается Джо. – Сбегай, а когда вернешься, займешься обедом.
Энни хватает сумочку, натягивает пальто, целует детей в макушки и убегает.
Снаружи шикарная погода, солнце в зените, его лучи ласкают лицо. Дети гоняют по улице на велосипедах, пинают мяч. Стайка подростков на углу слушает на огромном кассетнике Грейс Джонс. Энни, глядя себе под ноги, пробегает мимо них, торопясь на почту. Она врывается туда без пяти двенадцать и со вздохом облегчения встает в короткую очередь.
Кто-то входит в отделение следом за ней. Еще не обернувшись, Энни узнает аромат духов: пьянящие цветочные нотки «Джорджио Беверли-Хиллз». Они ей знакомы, потому что Бабс купила такие на Рождество и душилась ими, пока не кончились. Очередь перемещается на один шаг.
– Энни? – подает голос надушенная особа. Энни оглядывается. – Энни Кемп! Так я и думала. Как ты? Хорошо выглядишь. Что у тебя новенького?
Женщина хватает ее левую руку, любуется кольцом, отпускает.
– Окольцевали, как я погляжу. Лучшие спешат покинуть наши ряды.
Энни сразу ее узнает, хотя они водили знакомство давно, еще девчонками. Она была подружкой Катрины, бывшей напарницы Энни в «Селфриджес». Они часто гуляли вместе до того, как Энни вышла за Джо. Даже тогда она была загадочной, не как все. Энни вспоминает, что платформы ее туфель были выше, чем у всех остальных, брюки клеш – шире, макияж – смелее.
– Тилли! – ахает Энни, широко улыбается и получает в ответ такую же широкую улыбку.
– Кто же еще!
– Привет, давно не виделись! Ты все та же.
Так оно и есть. Длинные черные волосы, резко контрастирующие с бледной кожей, тяжелый макияж, много украшений.
– Какими судьбами ты здесь? – интересуется Энни.
– Отвезла контракт, возвращалась на такси, вижу почту. Ба, я же не отправила матери поздравление с днем рождения! Вот паршивка! – Она шлепает себя по запястью. Энни видит ее татуировку. Сперва она шокирована, а потом восторгается смелостью подруги. У Тилли на предплечье мастерски вытатуирован единорог. Ограниченный опыт подсказывает Энни, что с татуировками щеголяют только матросы и проститутки. Плюс Тилли. – Вовремя оно уже не придет, но мама увидит штамп и убедится, что я хотя бы попыталась. Выпьешь со мной? Потреплемся, наверстаем упущенное.
Энни становится грустно.
– Не могу, выбежала всего на минутку. Джо остался с детьми, а мне еще готовить обед.
– С какого перепугу? А то Джо не поест сам. А дети – они, что ли, не его? – Глаза Тилли озорно сверкают. – Вот пусть и приглядит за ними, пока ты будешь сплетничать со старой подругой. Пошли!
– Следующий!
Энни зовут к окошку, она лезет в сумочку за своей карточкой на детское пособие.
– Даже не знаю… – говорит она неуверенно.
– Следующий! – нервничает служащий.
Энни ждет у двери почты, спрятав в сумочку детские деньги. Через несколько секунд Тилли выскакивает на улицу, хватает Энни за руку и тянет за собой.
– Пошли, мы быстро. Не желаю слышать никаких «нет»!
Так и будет, Энни покорилась неизбежному. Кому, собственно, будет от этого плохо? Она быстро опрокинет рюмочку – и мигом домой. Джо она скажет, что должна была кое-что купить на обед. Он и не заметит, как долго она отсутствовала. Затаив дыхание, она решает, как быть. Ей трудно преодолеть желание взбунтоваться, хотя бы самую капельку.
– Чем ты рискуешь? – подначивает ее Тилли. Она хохочет, и Энни вспоминает, как ей понравилась Тилли, когда их познакомила Катрина. Она решает пойти с ней и тут же чувствует небывалую легкость.
– Ты все еще работаешь в «Селфриджес»? – спрашивает она и не сопротивляется, когда Тилли тащит ее по тротуару в противоположную от дома сторону.
– Что ты! Тогда я была студенткой, хотела сделать приятное родителям. Теперь я работаю на Би-би-си вместе с Воганом[5].
– Да ты что! Водишь компанию со звездами? Знакома с самим Терри Воганом?
Тилли небрежно машет рукой:
– Да, хотя обычно они того не стоят. Терри – другое дело, он настоящий джентльмен.
Тилли толкает дверь паба «Карета и лошади». Энни, немного помявшись, входит туда следом за ней. Внутри очень темно, после яркого дневного света Энни поначалу ничего не видит.
– Что ты будешь? – спрашивает Тилли. – Я угощаю.
Энни вздрагивает. Ей нельзя пить, Джо сразу унюхает. Она и так уже ломает голову, как объяснить ему пропахшую табачным дымом одежду.
– Просто лимонад, – бормочет она.
Тилли корчит гримасу.
– Шутишь?
– Нет, правда, у меня много дел, я ненадолго.
– Ладно, – бросает Тилли через плечо и через минуту возвращается с лимонадом и с чем-то еще в высоком стакане. – Ну? – Она ставит напитки и садится на табурет. – Выкладывай все как на духу!
Тилли источает энергию, так было и раньше, когда их познакомила Катрина. Это похоже на статическое электричество, Энни кажется, что она вся заискрится, стоит им соприкоснуться.
– Рассказывать особо нечего. Я вышла за Джо, помнишь его?
Тилли одобрительно кивает:
– Милашка.
– У нас двое детей. Майклу шесть лет, Каре два.
Тилли театрально зевает:
– Многовато для твоего возраста. Дети? Неужели? Извини, но лично я пока что не готова к семейной жизни. Слишком много в жизни нужно сделать сперва! Надо еще попутешествовать, меня приглашают на разные крутые встречи – ну, знаешь, по работе.
Энни понимающе кивает, но на самом деле не представляет себе жизнь Тилли. Та болтает, сыплет именами кинозвезд и музыкантов, как будто знакома с ними со школьных лет, и Энни, слушая ее, старается не слишком широко разевать от удивления рот. Тилли не хвастается, не рисуется, просто богатые и знаменитые стали частью ее жизни, и она забыла, что у других может быть иначе. Энни делает вид, что не
