охрану и перекрывшие доступ во дворец Владимиру Старицкому, что-то нарушив этим, спутав карты?
Вообще, доказательства преступления были налицо: неповиновение царю, подготовка вооруженного мятежа. На законном основании можно было предать виновных суду и казнить. Нет. Иван Васильевич не желал жестокости. Он все еще стремился быть таким, как его воспитал Макарий (и Сильвестр тоже). Править миром, любовью, «милосердием согрещающим». На это настраивало и чудесное исцеление. Господь помиловал его — значит, и он обязан помиловать тех, кто согрешил перед ним. Он… простил всех мятежников. Обласкал Владимира Андреевича. Адашевых еще и повысил, Алексея пожаловал в окольничие, а его отца — в бояре. Получили повышения и некоторые другие участники бунта. Царь действовал истинно по-христиански: «И остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим…»
Но… как подействовало это прощение? В болезни Иван Васильевич дал обет: если останется жив, совершить паломничество по святым местам, в Кирилло-Белозерский монастырь. Однако советники из «Избранной рады» почему-то выступили против. Ссылались и на его плохое здоровье, и на важные дела, необходимость его присутствия в Москве. Хотя одно исключало другое. Государь действительно был очень слаб. А поездка по северным монастырям была прекрасным отдыхом, позволяла окрепнуть. Ну а преступать обет вообще нельзя. Поэтому у Ивана Васильевича не возникло даже колебаний. В мае он со всей семьей отправился в путь.
Начали с Троице-Сергиева монастыря, и тут опять начались загадки. Иван Васильевич посетил Максима Грека, проживавшего там на покое. Монах с какой-то стати принялся настойчиво отговаривать его от поездки. Доводы приводил странные, далекие от логики. Дескать, если даже обещался ехать в паломничество, то «обеты таковые с разумом не согласуются». Лучше вернуться в Москву и позаботиться о вдовах и сиротах воинов, павших на Казанской войне. Доказывал, если он послушается, «здрав будеши и многолетен, со женою и отрочем» [292].
Но чем же паломничество могло помешать заботе о семьях погибших? Царя подобные доводы тоже не убедили, а другие троицкие монахи поддержали его стремление выполнить обет. Тогда Максим, почему-то не лично, а через Курбского, Адашева, протопопа Андрея и Мстиславского передал еще и страшное пророчество: если царь поедет, «ведай о сем, иже сын твой умрет и не возвратится оттуда жив. Аще же послушаешься и возвратшися, здрав будеши яко сам, то и сын твой» [292]. Государь якобы не внял его предупреждениям и поездку не прервал.
Из Троице-Сергиева монастыря он отправился в Дмитров. В Николо-Пешношском монастыре встретился с бывшим советником своего отца Вассианом Топорковым, племянником преподобного Иосифа Волоцкого. Описал их беседу только Курбский, ненавидевший Топоркова, хаявший его как «лукавого иосифлянина». Сообщил, будто государь специально хотел с ним увидеться и спросил, «како бы могл добре царствовати и великих сильных своих в поспешестве имети?». А тот будто бы посеял «зло» в царе, учил его не держать советников «мудрее себя» [293]. Этот рассказ не выдерживает критики. Иван Васильевич после встречи со старцем отнюдь не избавился от «Избранной рады». Но напомним версию, что Топорков мог быть автором послания к царю перед Стоглавым Собором — о хищничествах «сильных», ересях, «гнилых» советниках. Как раз после боярского мятежа государю было бы логично попросить его советов на указанную тему — как успешно царствовать и держать «великих сильных» в послушании?
Дальше, сев на струги, государь с семьей и свитой поплыли в Калязин, в Макарьевский монастырь, оттуда в Углич, в Покровский монастырь, потом на Белоозеро, в Кириллов монастырь. Здесь Иван Васильевич оставил жену, один совершил поездку в Ферапонтов монастырь и по окрестным пустыням, потом повернули назад. Но на обратном пути предсказание Максима Грека вдруг исполнилось. Погиб младенец Дмитрий. Историк С.Б. Вевеловский нашел в одном летописном источнике сообщение, что на Шексне, при пересадке с одного судна на другое, мамка уронила его в реку [294].
Р.Г. Скрынников, а вслед за ним Б.Н. Флоря описали, будто мамку, согласно придворному этикету, вели под руку братья царицы, сходни под ними перевернулись, и все рухнули в воду. Однако такие подробности целиком выдуманы авторами, они нигде не упоминаются. Церемониал действовал на публичных мероприятиях, выходах царской семьи в храмы и др. В быту его не соблюдали (например, когда умирал отец государя, сына просто принес на руках его дядя). И уж тем более нелепо было бы соблюдать в поездке, идти по судовым сходням толпой. Правильнее будет констатировать, что подробности нам неизвестны. А сама смерть младенца выглядит более чем подозрительной. Особенно если учитывать: перед этим погибли две дочки государя, и по крайней мере одна из них была отравлена.
Что же означали загадки этого путешествия? Почему «Избранная рада» всячески препятствовала ему? Во-первых, как будет показано ниже, входившие в нее сановники были связаны с ересью «жидовствующих». Любовь царя к монастырям старались подорвать. Она стала главной помехой к секуляризации церковной собственности и другим реформам протестантского толка. Во-вторых, маршрут был намечен через Дмитров, через Пешношский монастырь, возникла опасность встречи царя с Вассианом Топорковым. Возможно, он и сам говорил приближенным о таком желании. Для «Избранной рады» это было очень нежелательно.
С Максимом Греком были близки и Сильвестр, и Курбский. Не удивительно, что они подключили монаха к своим попыткам отвратить царя от богомолий, свести его служение Господу к обычной благотворительности (вполне по-протестантски). Что же касается «пророчеств», то здесь возможны два варианта. Либо Максим случайно узнал о готовящемся покушении на царевича и пробовал предотвратить его — но так, чтобы и своих знакомых не подставить под удар. Либо, что гораздо более вероятно, никаких «пророчеств» не было вообще. О них сообщает только один источник, Курбский. Ему ничего не стоило сочинить этот сюжет. Лишний раз обвинить царя в гибельном упрямстве, нежелании слушаться мудрых советников.
Что же касается убийства царевича именно в паломничестве, то оно представляло сплошные выгоды. В путешествии для этого открывались новые возможности. Организовать преступление технически было не так уж сложно. Устроить ненадежную сходню, которая должна обвалиться. И переполох, мешанину при спасении, а в результате ребенка достают из воды уже мертвым… Устранялся наследник престола! Одним махом решалась та самая проблема, которая проявилась в боярском мятеже. Присяга царевичу перечеркивалась. Преемником царя оказался Владимир Старицкий. Но и моральная ответственность перекладывалась на самого Ивана Васильевича! Он опять «согрешил», не послушавшись Сильвестра, — и вот результат… Государя, еще не оправившегося от болезни, это должно было совершенно сломать!
Конечно же, для него и для Анастасии горе было страшным, ошеломляющим. Но враги не учли их великую любовь — и глубочайшую, искреннюю Веру. Они были едины, и
