самой, она смогла сосредоточиться на других вещах, помимо своего собственного несчастья. Но стоило ей задуматься о том, что положение улучшается, как все шло насмарку: ее опять душило чувство вины. Как она смеет помышлять о каком-то улучшении, когда несчастная семья погибшего мальчика обречена на неизбывное горе? Стоило ее состоянию хоть чуть-чуть улучшиться, как возобновлялись, более того, ухудшались опостылевшие угрызения совести. Вечная история: шаг вперед, два шага назад.
И все же беседа с Эвелин послужила пищей для полезных размышлений. Жить дальше – не то же самое, что выписать себе индульгенцию или все забыть. Но теперь в ее повседневном существовании забрезжила хотя какая-то стабильность.
Джез был верным другом, попавшим в беду; ей предстояло помочь ему, как и Эвелин, а не получить помощь самой. Приятно было это сознавать.
– Я готова, – ответила она матери. – Рада буду его повидать. На какое время ты с ним договорилась?
– Он заберет тебя около восьми часов. Если это неудобное время, сообщи ему об этом эсэмэской.
Пип взяла телефон и подтвердила встречу коротким сообщением. Она уже предвкушала этот вечер, неважно, что Джез пребывал в унынии и вряд ли был готов веселиться. Пип успела забыть, как хорошо они ладят. Общаясь с ним последние недели, она словно бы откапывала давно потерянное сокровище. Легкое, без усилий общение – это такая радость! У них была богатая общая история, многое было понятно обоим без слов. Ее разговоры с Джезом кишели эвфемизмами, отсутствовавшими при ее встречах с новыми друзьями; с Домиником у нее и подавно не возникало подобной степени близости.
Уже через час они с Джезом сидели в баре. Все было вроде бы как в прошлый раз, но обстановка изменилась. У нее резко поднялось настроение, а Джез, наоборот, сильно приуныл; казалось, его горе непоправимо.
– Ну, как дела? – задала вопрос Пип, решив, что лучше дать ему возможность ответить, как заблагорассудится. После этого она определит, какое направление примет их разговор.
– Бывало и лучше, – пробурчал он, не поднимая глаз. – Мерзкая штука – одиночество.
Пип легонько тронула его за плечо и почувствовала сквозь ткань футболки его тепло.
– Сочувствую, Джез, – тихо проговорила она. – Действительно беда. Вы с ней больше не видитесь?
Он покачал головой.
– Она заехала за своими вещами, когда я был на ферме. Специально выбрала время, чтобы меня не застать.
Пип сочувственно передернула плечами, хотя сама поступила бы точно так же.
– Я пошел к ней в отель, – продолжил Джез, – думал еще раз все обсудить, но мне сказали, что она на совещании. Соврали, наверное.
– Может, то, что ты ее не видел, только к лучшему, – сказала Пип, чувствуя, что точно так же высказалась бы ее мать. Трудно было придумать, что сказать, чтобы избежать банальности и покровительственного тона. Так же трудно было до недавних пор разговаривать с ней самой, подыскивать слова, бояться ляпнуть что-нибудь не то и еще больше все испортить.
Друг тяжело вздохнул, откинулся на стуле и посмотрел на нее в упор.
– Давай просто напьемся, – предложил он. – До поросячьего визга.
Пип забыла, когда последний раз перебирала лишнего, не говоря о том состоянии, о котором сказал Джез. Со времени трагедии она избегала спиртного, боясь, что, начав пить, не сумеет остановиться. Но что за беда, если нарушить свое правило всего разок? Не садиться же ей за руль!
– Идет, – согласилась она с широкой улыбкой. – Но учти, если тебя вырвет или ты примешься по-дурацки отплясывать, как когда-то, то я сразу сбегу.
Появление цели улучшило Джезу настроение, и на третьей пинте он как будто позабыл о своем горе. Пип не собиралась пить столько же, сколько он, потому что утратила сноровку, да и вообще никогда не пила столько, сколько он, хотя не сказать, что безнадежно от него отстала. Опьянение придало ей легкости, какой-то бестелесности, как будто осталась одна только голова со своим содержимым. Она сразу смекнула, что правильно поступала в последние черные месяцы.
На шестой кружке они затеяли грубоватую игру «с кем бы ты переспал/а». Пип много лет не вспоминала об этой игре, но сейчас опять развеселилась, начав представлять набитую людьми комнату и сортировать присутствующих по степени их сексуальной привлекательности. Выбор Джеза ее нисколько не удивлял, зато она удивляла саму себя! Доминик был широкоплечим брюнетом с профилем патриция, но в баре она клала глаз совсем не на таких: не на альфа-самцов, а скорее на мордатых нахалов, то есть на парней, похожих на Джеза…
Стоило возникнуть этой мысли, как Пип поняла, во что грозит вылиться этот вечер, если она не постарается это предотвратить. Джеза та же самая мысль посетила, похоже, одновременно с ней, потому что он уставился на нее остекленевшими глазами и брякнул:
– …ну и, ясное дело, с тобой, Пип.
Разбираться в собственных чувствах у нее не было времени, потому что нужно было срочно отшутиться.
– Ты всегда знал, как польстить девушке, Джез. Как далеко в твоем списке я нахожусь? – Она ухмыльнулась, давая понять, что оценила его шутку, но он не стал улыбаться в ответ, а уставился на нее так, словно впервые увидел.
– Я серьезно, – сказал он, перестав дурачиться. – Ты всегда была особенной, Пип. Ты очень много для меня значишь. Так было всегда, с самого детства.
Его слова поразили ее в самое сердце. Кому не хочется услышать о своей исключительности? Она вдруг почувствовала себя предметом обожания, такого давненько не бывало. А ведь он прав, их тесная связь началась с того первого раза, когда он повлек ее, полную опаски, но и предвкушения того, что сейчас будет, к шаткой лестнице в старом сенном амбаре. Секс на сеновале – избитое клише, но воспоминания от этого не страдают. Для него тот раз не был, конечно, первым; им было по семнадцать лет, но Пип нравилась мысль, что память о том случае занимает особенное место в его сердце – как и в ее.
Почему бы нет, мелькнула у нее мысль. Что бы могло ее остановить? Можно уйти из паба и дойти до его домика, здесь совсем недалеко. Безопасно, просто. Пип истосковалась по заботе, по крепким объятиям, хотелось, чтобы ее отвлекли, заставили забыть последние месяцы, хотя бы на пару часиков.
Но Джез был пьян и убит горем. Меньше всего ему была нужна сейчас беспорядочная ночь с бывшей возлюбленной, которая сама на грани нервного срыва… Ну и пусть.
Пип уперлась ладонями в стол и заглянула в такие знакомые карие глаза.
– Ладно, – тихо сказала она, – пойдем.