целесообразность заведенного порядка и успокоились. Полученные 2 дуката были тут же растранжирены и пропиты. Капитан Альбранд заключил контракты с несколькими армянами, которые должны были следовать за батальоном как маркитанты и снабжать его ежедневно бараниной, хлебом, рисом и водкой. Далее он нанял необходимое количество мулов, чтобы везти багаж, а также жен и детей семейных солдат. И когда все было готово к выступлению, русский министр со всей миссией приехал в вышеупомянутый караван-сарай, где батальон был выстроен в каре в парадной форме. Здесь уже находился армянский православный священник со своими помощниками. Спели Те Deum, потом перед батальоном держал краткую речь полковник Дюгамель. Он поздравил солдат с тем, что они теперь снова стали верными подданными его величества императора, заверил их, что все данные им обещания будут выполнены, и пожелал благополучного пути обратно на родину. Батальон ответил громовым «ура!», и мы вернулись обратно в город, очень довольные тем, что так благополучно выполнили столь тяжелую миссию. Огромная заслуга в этом принадлежит капитану Альбранду; вряд ли кому-нибудь другому удалось бы выполнить это поручение лучше, чем сделал он.
22 декабря батальон выступил из караван-сарая. Было 8–10° мороза. Впереди шел Альбранд, певцы и музыканты следовали за ним, затем весь батальон с громким пением в полном вооружении; потом двигался обоз, т. е. мулы с женщинами, детьми и багажом; шествие колонны замыкал арьергард. Первую часть пути Альбранд шел пешком, чтобы показать солдатам хороший пример, и он благополучно провел всю колонну через Араке в Тифлис, несмотря на суровую зиму в Азербайджане в 1838/39 г. и сильные снежные бури, особенно в горах Кафлан-Кух; потерялись только два человека, которые, вероятно, погибли во время одного из таких снегопадов. По прибытии в Тифлис капитан получил в награду звание подполковника, пропустив чин майора. Польские офицеры уволились со службы и уехали на родину. Сам батальон с женщинами и детьми был поселен в станицах вдоль Кубани, офицеры и солдаты получили жилье и землю и были довольны своей судьбой. С тех пор никто больше не помышлял бежать в Персию. Так закончился у нас в Тегеране 1838 год.
Поскольку батальон, состоящий из русских и польских беглецов, провел в Персии около 30 лет, он участвовал за это время во многих походах, которые Персия предпринимала против курдов и туркмен. Мне рассказали много историй о мужестве батальона и о страхе, который он вселял упомянутым народностям и самим персам»[23]
В той самой биографии Альбранда эта история завершается так: «К декабрю, весь батальон, состоявший из 4-х холостых и 1 женатой роты, в составе 385 человек, добровольно подчинился Альбранду. 6-го Декабря, в день тезоименитства Государя Императора, в доме занимаемом батальоном, совершено было, армянским священником, молебствие, в присутствии полномочного Министра нашего Полковника Дюгамеля и всех членов миссии; после чего, за обедом, данным солдатам, Альбранд произнес им речь, которая окончательно укрепила их в добром их намерении; воодушевление слушателей его не знало границ, прошедшее для них как будто бы не существовало и они, с слезами радости благодарили Альбранда за то, что он помог им развязаться с тяжким впечатлением сделанного ими проступка. Этим расположением людей надобно было пользоваться и Альбранд решился выступить не теряя времени и не смотря на позднее время года и на трудность достать провиант и подвозочные средства, при явном не желании правительства помочь этим заготовлениям. Но успех развивает энергию и в слабых природах, а у Альбранда не было недостатка в этом качестве; с помощию самых перебежчиков к при ревностном содействии Полковника Дюгамеля, он устранил все затруднения и 22-го Декабря выступил из Тегерана, а 7 Января 1839 года прибыл уже в селение Диза, лежащее в 15 верстах недоходя г. Зенгана, т. е. совершил почти пол-дороги; 14-го он был в г. Миане, а 22-го вступил в Тавриз, сделав таким образом, в зимнее время, с большим обозом, при коем находились женщины и дети, переход в 700 верст, без малейшей потери в людах. Отправив немедленно по прибытии в Тавриз женатую роту вперед, он разделил остальную часть батальона на два отряда к послав первый 2-го Февраля на границу, сам вступил с остальным 6-го числа и 5-го Марта благополучно прибыл со всею своею командою в Тифлис. Таким блестящим образом окончилось это трудное поручение. Вывод 597 дезертиров, 206 жен и 281 детей, всего 1084-х душ, стоил казне только 19, 971 р. сер., суммы, чрезвычайно незначительной, если принять в соображение трудности сопряженные с дальним заграничным походом, где все надобно было покупать у жителей на чистые деньги, почти не торгуясь; и потому не должно показаться приувеличенным заключение самого Альбранда в рапорте, при коем он представил Начальнику Штаба отчет о сделанных им расходах, где он говорит: «Не персидское правительство мне сдало дезертиров и вывело их на наши границы, — я их увлек, увел в Россию. Действуя не силою войска, но нравственною силою, я не мог обойтись без издержек; но издержки эти ничтожны в сравнении с теми, которые нужно было бы сделать, чтобы принудить их вооруженною рукою к возврату». Способности и усердие показанные Альбрандом при исполнении этого поручения, не могли остаться без Монаршего внимания: 16-го Января 1839 года Государю Императору угодно было произвести его в Майоры, 24-го Марта в Подполковники, и в тоже время дано ему было единовременно 300 червонцев.[24] Как уже говорилось, с 1828 полком командовал, как писал Тынянов: «Белобрысое существо с яркими домашними веснушками, российский прапорщик Евстафий Васильевич Скрыплев». Скрыплев у Тынянова — человек вялый и блёклый, это своего рода ослабленный Самсон-хан. Однако ж Аполлон Шпаковский[25] оставил о нём такое воспоминание: «В начале моих записок было сказано, из каких элементов составилось население Лабинской линии, слившееся в одно целое и стяжавшее громкую славу храбрых казаков. Считаю нелишним, в дополнение к прежнему, набросать краткий очерк тех типичных личностей, с которыми сталкивала меня судьба, и которые имели непосредственное влияние на сотоварищей-казаков. В числе их особенно замечательна личность Евстафия Васильевича Скрыплева по своим приключениям и по своему влиянию среди персидских выходцев, водворенных на Лабинской линии в станицах Чамлыкской, Михайловской, Петропавловской и, частью, в Лабинской.
Скрыплев, сын довольно зажиточного помещика Бахмутского уезда (Екатеринославской губернии), начал службу гардемарином в черноморском флоте; впоследствии, быв уже подпоручиком в одном из пехотных полков, участвовавших в персидской кампании 1827 года, он, по причине каких-то столкновений с батальонным командиром, еще юношей бежал в Персию и явился к командовавшему корпусом войск Самсон-хану (некогда штаб-трубачу Нижегородского драгунского полка,
