живот, но это уже не имело значения. Я больше не имела значения. Взмахом молотка я забила еще один гвоздь в свой гроб. — Я сделаю все, что ты захочешь.
— Конечно, сделаешь, — сказал он, его губы скривились в улыбке, которая ледяными пальцами впилась в мой позвоночник.
— Босс?
— Что? — огрызнулся Николай, поворачивая голову, чтобы взглянуть на виновного в том, что он его прервал.
— Шампанское, которое вы заказывали, уже здесь, — сказал тот, видимо, привыкнув к переменам в настроении своего босса или, наоборот, совершенно не понимая, что может сделать Николай. Взяв в одну руку серебряное ведерко со льдом и бутылкой шампанского, а в другую — пару фужеров, он спросил: — Куда поставить?
— Ставь на стол, а потом вали на хрен, — сказал Николай, ослабив наконец хватку и отступив на шаг. — Не перебивай меня больше, пока не загорится эта гребаная гостиница.
— Будет сделано, босс, — сказал мужчина, окинув меня взглядом, после чего выполнил свою задачу и ушел.
Разве это безумие, что я была благодарна, когда он закрыл за собой дверь? Если учесть, что я не ушла вместе с ним, то, возможно, это было ненормально — испытывать благодарность, но мне было все равно. Мысль о том, что все, что должно произойти, хотя бы на этот раз произойдет без свидетелей, была единственной хорошей вещью, за которую я могла уцепиться в данный момент.
Николай небрежно прошелся по комнате, достал бутылку изо льда и, прочитав этикетку, хмыкнул. — Неплохое, не Krug, но я не буду воротить нос от моего хорошего друга Дома, — сказал он.
Я знала, что лучше не закатывать глаза и не смеяться… этот урок я усвоила довольно быстро после первого знакомства с этим человеком. Я кивнула, потирая горло, чтобы облегчить боль от его захвата.
Он освободил проволоку и откупорил пробку, от громкого звука я подпрыгнула, а Николай рассмеялся. — Ну, давай, — сказал он, наливая шипучее вино в один из фужеров. — Раздевайся, как ты там себя называешь, и вставай на колени.
Даже зная, что может произойти, я, казалось, не могла понять, о чем он говорит. Я наблюдала за тем, как он делает первый глоток, его адамово яблоко покачивается, когда он проглатывает шампанское.
— Не заставляй меня ждать, Клара. Ты же знаешь, я не люблю повторяться.
Да, я тоже усвоила этот урок. Похоже, я не усвоила только то, что побег — это не вариант. Если я не хочу, чтобы за мое непослушание расплачивался другой. Руки дрожали, когда я снимала одежду. Тишина сопровождала каждое движение ткани вниз по ногам или вверх по голове, пока не осталось ничего, что можно было бы снять. На мне был только плащ стыда и, вполне возможно, отпечатки его пальцев на моей шее, когда я смотрела, как он идет ко мне, одной рукой поднося бокал к губам, а другой расстегивая молнию на брюках. К тому времени, когда он встал передо мной, его член уже освободился из своего заточения и развратно покачивался, разглядывая мое обнаженное тело.
— На колени, живо, — сказал он, сжимая в кулаке свой член. — Если, конечно, ты не решила, что не любишь смазку?
Я думала, что не могу чувствовать себя более униженной, но я ошибалась. Медленно опустившись на колени, я впервые оглянулась назад и увидела, что то, что я приняла за стену, на самом деле оказалось огромной стеклянной плоскостью, из которой открывался вид на воды озера. Обернувшись, я поняла, что то, что он сказал по телефону, вот-вот сбудется. Его губы скривились в усмешке, а мои раскрылись, чтобы принять его член, и мой язык тут же начал лизать и смазывать его, зная, что именно я должна обеспечить обещанную им смазку. Он пил шампанское, глядя в окно на озеро, а моя голова двигалась вверх-вниз по его члену, пока он не схватил меня за волосы и не освободил.
— Достаточно, — сказал он, потянув меня к себе. — Мы же не хотим, чтобы все было слишком просто? Повернись и прижми свои маленькие сиськи к окну.
Даже когда его ствол блестел от моей слюны, я понимала, что "просто" — это даже близко не то, что мне предстоит испытать. Повернувшись, я подошла к стеклу и, закрыв глаза, прижалась всем телом к холодному стеклу, мои соски запульсировали от шокирующей смены температуры. Я не думала о том, что кто-то может увидеть меня, зная, что это не имеет значения, так как никто не мог видеть меня хуже, чем я видела себя в своем воображении.
Я видела, как исчезает та женщина, которой я с таким трудом стала, и возвращается та, которую я считала навсегда ушедшей, чтобы занять ее место. Возможно, это было и к лучшему, поскольку я не была уверена, что новая Клара сможет пережить все, что произойдет в следующее мгновение или в последующие часы.
Поэтому, когда он раздвинул мои ноги, я просто переместилась в другую позицию. И когда он поднял свой бокал, чтобы оставшиеся ледяные капли его напитка скатились по моему позвоночнику, я только вздрогнула, почувствовав, как жидкость скользнула в расщелину моих ягодиц. А когда он сказал, чтобы я потянулась назад и широко раздвинула ягодицы… Я так и сделала.
28
Алек
Не нужно было иметь степень по психологии, чтобы понять, что с Кларой что-то не так. Нет, не просто не так — что-то определенно было не так.
И дело было не в том, что она избегала меня, потому что это было не так… не в том смысле, что она не брала трубку, когда я звонил, чтобы узнать, как поживает ее бабушка. Она отвечала на мои вопросы, уверяла, что все в порядке, вежливо благодарила за беспокойство и положила трубку. В театре она не выскользнула из комнаты, когда я вошел. Да, она по-прежнему улыбалась мне, хотя улыбка никогда не достигала ее глаз. Если я окликал ее издалека, она в ответ махала мне рукой, но даже это было не так.
Раньше я стоял в тени и наблюдал за ее движениями, плавность которых напоминала танец воды на гладких камнях реки. Но теперь, наблюдая за ней, я почти вздрагивал. Казалось, что каждое движение причиняет ей боль, хотя она никогда не жаловалась и не пыталась успокоиться, когда Юрий понукал ее прыгать выше, прыгать дальше или просто по-другому ставить пальцы.
Наблюдать за тем, как она выполняет серию вращений, а затем поворачивается спиной к остальным и закрывает глаза, нахмурив брови, сжимая пальцы перед собой,
