но этот странник поражал невозмутимым спокойствием. Молча выслушивая все наговоры их, он вдруг сам грозно свел свои убеленные брови, точь в точь, как делал это человек в его детстве, и ударил об пол так, что все всколыхнулось вокруг и прошелся гул наползающего труса, что все кто стоял, не смог удержаться. И громыхнул громовым раскатом так, что зашатались и стены их безрадостного мира.
– Я гляжу, в угаре всевластия, вы стали забывать пределы вашего могущества, раз не слышите право страждущих! – Мрачно вещал его проводитель. – Справедливость взывает к возмездию! Сатарана должен вершить!
Но не укротит свой гнев своевольная богиня, но не утихают божественные судьи.
– Пусть он вершит свое дело, не мешай нам вершить наше! – не унимается Эрешкигаль.
– Никто не покушается на право страждущих, оставь приговоренного в его участи. – Примиряюще, но настойчиво гонят его судьи. – Уходи.
– Вы кажется, и впрямь забыли кто – Я?!!! – Возвысил свой голос странник. И стены посыпались от этого окрика, и попадали даже те кто не стоял.
– Я могу напомнить! – Продолжал он. – Только вам это, тогда уже и не пригодится! Року подвластны и люди и боги, и только определяющему судьбы дано решать их предназначенья! Одно движение моих век и не будет ни меня и ни вас, ни этих стен, ни даже того, кого вы называете отцом и по глупости своей почитаете вершителем! Не будет ничего!
И задрожали тут всемогущие боги, и еще бледнее от ужаса стала горделивая царица, и пали они в страхе перед странником ниц, трусливо и подобострастно показывая благоговение перед ним. Он же, презирающий любое чинопочитание, не придавая почтения преклонению пред ним, указуя на него перстом, напомнил волю Нинурты:
– Сатарана должен вершить свое дело! Се – меч его! Так пожелал Нинурта блюдущий справедливость, чтущий законы мироздания!
И оставив лежащими на коленях вершителей мертвых, подъяв его, выводил наружу, на свет, проводя сквозь толщу великой горы.
Странник не стал вести его, к тем многим дверям, чрез которые тащил злорадостный Эркал, где бдительный страж всякий раз требовал плату за проход, но нес его прямо к сводам. Невольно сжавшись, он зажмурился, готовый быть расплющенным о холодную стену, слыша напутственное вслед: «Зри!». И перед его глазами промелькнула жизнь, как он ее помнил; погружаясь, видел он и прошедшее настоящее, и как казалось, что-то из происходящего где-то вне него и что-то из грядущего, и готов был смотреть еще, но выход вовне прервал все его размышления.
9. Восхождение.
Позволив пленникам отдохнуть, разбойники, тем не менее, осмотрительно их разделили. Потирая разбитые ноги, старуха, незаметно всунув в руки эштарота пучок трав болиголова и кулечек щепотки, тихо начала нашептывать:
– Возьми, нам больше не представится случая оказаться рядом. Остальное собери сам, надеюсь абгал поделился с тобой знаниями о травах. Я припрятала их для себя. Но что знание травницы, против знаний жреца самого бога мудрости? Я умею мертвить, но мне неподвластны чары воскрешения, да и боюсь – моя старость будет помехой и не позволит сделать это с собой.
И подбодрила побледневшего юношу, понявшего, что она от него ожидает:
– Я знаю – тебе страшно, но сейчас у нас другого выхода нет, а время ждать не будет. От них далеко не убежишь, а связанным освободиться не получится. Это очень опасно, но ты молод и полон сил, и мы будем надеяться на лучшее. Я же сделаю все, чтоб ты мог пробудиться, и чтоб сон твой не потревожили дикие звери. От нас с тобой зависит, будем ли мы как прежде вольны и свободны, или нас ждет участь рабов на чужбине. Всех нас.
Из уважения к старой женщине и чтобы не привлекать внимания находившихся рядом лиходеев, спрятав полученное за пояс, Аш молча сглотнул обиду на то, что за время долгой поездки, у нее сложилось представления о нем как о жалком трусе. Заметив это, старуха поспешила его успокоить.
– Не стыдись своего страха, смерти бояться все, даже дураки. Даже если в ней ищут радости молящиеся и спасения страдальцы, то и в них проскальзывает сомнение, а так ли это. Потому-то и нуждаются в помощи словоблудов и впускают в себя дурман перед встречей с нею. Перетерпеть его могут, разве что только любовь и гордыня.
И продолжила:
– Как будешь готов, дай знать, и когда это случится я позабочусь о тебе. К следующему дню, все должно начаться. Вот тогда-то, ты и нагонишь нас. Но торопись, мы не должны уйти далеко. Я буду ждать тебя три ночи. Если все получится, в это время ты уже нас нагонишь, в противном случае я буду думать, что ничего не вышло и тебя больше нет. Но я верю, все выйдет и ты нас освободишь.
Как и предполагала старая гадалка, как только они дошли до первого «пастушьего» становища, где их ожидали остальные «подпаски», с такими же несчастными пленниками, опасаясь сговора их разделили, соединив каждого с кем-нибудь из находившихся здесь невольников. Теперь все думы о претворении замысла травницы, ложились на плечи Аша, который при каждом удобном случае, собирал все, что попадалось под руку и уже потом, перебирая, оставлял то, что могло сгодиться. К счастью, многого не требовалось, абгал научил его способам, в которых применялись различные сборы, из разных основ со всех краев необъятного Калама, что давало больше возможностей, приготовить снадобье так как надо. Довольно скоро он нашел все необходимое, с каждым передвижением, с каждым шагом, срывая травы, отлавливая живность, выкапывая дары земли и пряча все это в складках своего шубату. Оставалась неразрешимая задача сготовить это самое средство, а главное, нельзя было ничего сделать так, чтобы никто этого не заметил: веревки, которыми он был крепко связан, сковывали движения, а сам он находился под постоянным призором, если не охранников, то вниманьем глаз связного по неволе, которые всегда сопровождали его. Между тем время шло и нужно было действовать, и действовать как можно скорее. Старая гадалка была права – если и бежать то только сейчас, пока они как скот перегоняются по дикой пустыне; вскоре будет поздно, что-либо предпринимать. Хлебнув воды с пылью зеленого камня, он с тоскою глядел в подернутые пылающим закатом облака, сжимая свой сбор из трав во взопревших ладонях.
– Все думаешь, как сбежать? – Услышал он за спиной насмешливый голос, в котором сразу узнал голос ночного гостя…
***
Он стоял в зелени благоухающих трав на склоне вершины, неоспоримым величием возвышавшейся над простершимся миром, убегающим голубыми прожилками рек в бездонность лона своей великой
