Мессии, каковым 12 является в новозаветной мифологии, таким образом, превращено в 9. Перед нами не апостолы света, а литературные бесы. Инфернальная сущность организации, к которой они относятся, подчеркнута дьявольским числом-двойником 9. Связь же числа 9 в сюжетных ходах романа с проделками и кознями свиты Воланда очевидна (гл. 9-я «Коровьевские штуки», гл. 18-я «Неудачливые визитеры», гл. 27-я «Конец квартиры № 50»).
В восьмой редакции Булгаков намеревался обыграть органичное в этом ключе число 13 — собравшиеся «ожидали единственно отсутствующего, тринадцатого» (562-10-1-69), однако отказался от него и зачеркнул, возможно, не желая совпадать с Маяковским, поэма «Облако в штанах» которого первоначально называлась «Тринадцатый апостол».
Третий год вношу денежки <…> да что-то ничего в волнах не видно —
вторая часть фразы — несколько измененная цитата из второго куплета популярной народной песни «Вниз по матушке по Волге…» — «Ничего в волне не видно» (отмечено: Лесскис 1999: 304).
беллетрист Бескудников —
прототипом этого «апостола» Берлиоза предположительно был писатель Юрий Слезкин, с которым Булгакова связывали дружеские отношения во владикавказский период.
В раннем варианте у персонажа, названного «некто Бескудников», описывалась в основном одежда: «был в хорошем, из парижской материи костюме и крепкой обуви, тоже французского производства» и с «плоскими заграничными часами». В варианте романа, опубликованного под названием «Великий канцлер», Бескудников фигурировал как «председатель секции драматургов» (в дневниковых записях «Итоги 1928–1929 гг.» Слезкин горделиво зафиксировал свое избрание председателем бюро секции драмы). Булгаков же был, как правило, точен в указании должностей своих прототипов. Позже этот образ трансформировался в «драматурга Бескудникова», а в каноническом тексте — в «беллетриста Бескудникова». Косвенным свидетельством того, что черты Слезкина сквозят в образе Бескудникова, выступает, наряду с другими, факт детской биографии Слезкина, несколько лет жившего с матерью во Франции.
Характерный для Булгакова коллажный принцип выстраивания образа из нескольких прототипов проявляется в том, что в каноническом тексте в облике Бескудникова сквозит и другая привлекавшая Булгакова фигура — прозаик Вл. Лидин, внешне чем-то напоминающий Слезкина (сам Слезкин в пространной характеристике Лидина с оттенком зависти называл его «свадебным генералом» и «барином»). В восприятии современника они составляли элегантную пару: «Юрий Слезкин и Владимир Лидин — наиболее респектабельные из всех бывавших в этом салоне <«Накануне»> писателей. Появлялись они в нашей редакции в изящных, купленных за границей пальто, очаровывали всех своими манерами…» (Миндлин 1968: 38). Булгаков сотрудничал с «Накануне» и печатался в его «Литературных приложениях» с лета 1922 г.
Двубратский —
(в редакциях — Александр Иванович Житомирский) — один из девяти членов правления МАССОЛИТа. Сама принадлежность к «апостолам» Берлиоза обнаруживает его прямую причастность к миру московского сатанизма. За фигурой Житомирского /Двубратского скрывается поэт Александр Ильич Безыменский (1898–1973, выходец из Житомира), небезызвестная фигура в литературном мире (см.: Яновская 1983). Выдвиженец первого комсомольского поколения, он был одним из основателей «Вестника Интернационала» (1918), активным функционером Российской ассоциации пролетарских писателей, членом правления СП СССР, участником групп «Молодая гвардия» и «Октябрь» и издаваемых РАПП журналов «На посту» и «На литературном посту», а также автором слов популярной песни «Молодая гвардия», поэмы «Комсомолия» (1924) и ряда произведений, отвечавших партийной идеологии. Безыменский был близко связан с гонителями Булгакова и сам был неизменным участником травли. Его имя числится в т. н. «Списках врагов» писателя. В литературе Безыменский стремился проводить коммунистическую линию, боролся за создание «классовой культуры». Булгаков, с его творческими установками, всем своим поведением и даже внешним обликом оказался для него символом враждебного белогвардейского стана, а к врагам Безыменский был беспощаден. 14 октября 1926 г. было опубликовано «Открытое письмо Московскому Художественному академическому театру (МХАТ I)», послужившее началом травли Булгакова со стороны Безыменского.
Потрясение, испытанное от этого злобного выступления, прозвучавшего как политический донос, было столь велико, что даже четыре года спустя Булгаков процитировал в письме Правительству СССР (1930) фрагмент, в котором Безыменский называл его «новобуржуазным отродьем, брызжущим отравленной, но бессильной слюной на рабочий класс и его идеалы». Донос комсомольского поэта был подхвачен врагами Булгакова. В «Открытом письме» Безыменский резко выступил против пьесы «Дни Турбиных», постановка которой в Художественном театре была для него «извращением исторической, художественной, человеческой истины» и «пощечиной» памяти погибшего брата и тысяч других «растерзанных братьев». Упоминание замученного белогвардейцами брата в знаменательном сочетании с именем Булгакова есть и в пьесе Безыменского «Выстрел» (1930), где мучителем брата объявлен «сукин сын», черноусый полковник Алексей Турбин, т. е. персонаж «Дней Турбиных» — олицетворение «белогвардейщины». Любопытно, что «черноусый офицер» — отсылка не к булгаковскому тексту, а к сценическому облику Турбина во мхатовской постановке. Воплотивший этот образ актер Хмелев произвел большое впечатление на Сталина («Хорошо играете Алексея. Мне даже снятся ваши усики, забыть не могу» — Лакшин 1989: 255). Для критики «черные усики» стали едва ли не эмблемой белогвардейца. Очевидно, навязчивая тема брата и послужила поводом для обыгрывания Булгаковым фамилии Двубратский. Можно было бы просто потешаться над стихами Безыменского «Отец у Ленина — машины,/А мать у Ленина — поля», если бы их автор был просто нелеп, однако он был агрессивен и беспощаден по отношению к «классовым врагам», подобным Булгакову и Ахматовой. Травля Б. Пильняка, Е. Замятина и Булгакова позже, в 1929 г., также не обошлась без пламенного комсомольца, опубликовавшего свои «Злые эпиграммы» (в сущности, доносы), послужившие прологом к ее кульминации.
В облике Двубратского сквозят черты еще одного современника Булгакова — Маяковского, с его приравниванием строки к «патрону», статьи к «обойме» и пера к штыку. К Маяковскому вполне применима и булгаковская характеристика «поэт с жестоким лицом».
Современники видели в Безыменском подражателя Маяковского, его бледную копию, «морковный кофе», по выражению последнего. Подражательность вызвала волну нападок на Безыменского даже со стороны его единомышленников, побудившую поэта искать защиты у самого Сталина, который подтвердил революционный характер пролетарского искусства своего приспешника.
В домашней библиотеке Булгакова была книга А. Безыменского «Выстрел: Комедия в стихах». М.~Л.: Госиздат, 1930.
батальные морские рассказы под псевдонимом «Штурман Жорж» —
догадка М. Безродного, что «„Штурман Жорж“ происходит <…> от Ольги Форш с ее „Сумасшедшим кораблем“» (Безродный 1996: 80), может быть подтверждена целым рядом аргументов. Морской псевдоним (в раннем варианте «Жорж-Матрос» (Булгаков 1992: 521) перекликается с еще одним «мужским» и «водным» псевдоним Форш — «Б.А. Терек», а также с тем, что Горький называл ее «Жорж Санд») и морская тематика творчества (в вариантах романа упоминались военно-морские пьесы — 562-6-5-66) отсылают к автору книги о литературном доме — «сумасшедшем корабле». Варианты содержат и другие «улики», ведущие к известной советской писательнице: в ранних вариантах героиня называлась то поэтессой, то «драматургессой» и было подчеркнуто, что она «богатейшая купеческая внучка»/«купеческая дочь». В окончательном тексте появился новый нюанс — «московская купеческая сирота» (5, 59), что
