также сильно, как воздух.
Она питает и подпитывает его правильными и нужными полезными свойствами, которые заставляют не разочаровываться. Побуждает совершать то, о чём раньше не задумывался. Приносит в жизнь яркую краску и улучшает во всех жизненных аспектах.
Он чувствует это. Чувствует, как она сильно любит его, но доказывает это не словами, а действиями. Иначе, как можно расценить безбашенный поступок с поступлением в университет в другом городе? И как можно расценить тёплый карий взгляд, которым встречает и провожает? Широкие и искренние улыбки? Нежные и ласковые касания?
Что это всё, чёрт возьми?
Что это, если не любовь?
Это та самая глубоко проникающая, засасывающая в дерби неизвестных и жгучих эмоций, любовь.
Эпилог
Примерно два года спустя
Кирилл
Я медленно курю сигарету возле машины, запрокинув голову кверху и обратив свой взгляд в чистейшее безоблачное небо. Март нынче выдался жарким: снег оттаял ещё в начале февраля, заменяясь полусухим асфальтом; ветер сменился на более тёплый; солнце начинало подпекать кожу сквозь одежду.
Мне нравится мысль, что уже два года я живу в другом городе, разделяя будни с по-настоящему дорогим для меня человеком. Панова стала неотъемлемой частью рутины, которую старательно пыталась разнообразить. Не сказать, что мне не нравилось, но порой хотелось просто остаться дома, а не тащиться в парк или на набережную. Делал это, потому что моя сладкая девочка пыхтела, надувая щёки, ведь я «забываю о ней со своей работой».
Пришлось удариться туда с головой, чтобы разобраться во всей системе бизнеса. Первые полгода было тяжело. Я утопал в бесконечных бумажках и указах отца, который пытался наставить меня на верный путь посредством общения через мессенджеры или телефонные звонки. Выходило неплохо, но иногда приходилось перезванивать, чтобы убедиться в правильности действий. К счастью, он не злился.
Даже был доволен быстрым внедрением в семейный бизнес. Не особо идеальные знания в юриспруденции всё-таки пригодились. Рассматривая документы с точки зрения юриста, гораздо проще было понять обман. Заключение контрактов, в которых нюансы написаны маленьким шрифтом, сходили на нет. Я не был бестолковым лентяем, который бездумно подписывал несколько экземпляров важных бумаг.
Переезд в другой город немного сказался на отношениях. Мы стали ещё сильнее ценить друг друга и стараться не отдаляться, потому что оба начали вертеться в разных общественных средах. Перевод Сени был болезненным. Она никак не могла привыкнуть к тому, что рядом нет Даши, с которой бы она каждую пятницу встречалась и пропускала по бокалу вина.
В какой-то момент показалось, что Панова отдаляется. Я видел её потухший взгляд, ленивое состояние и отсутствие интереса к повседневности. В выходные, пока работал, она сидела дома, укутавшись в одеяла, и много плакала. Не признавалась, но опухшие глаза и изрядно уставший внешний вид говорили за себя.
Мне пришлось взять себя в руки и настроить сбалансированные отношения между работой и отношениями. Когда понимал, что нужно задержаться в офисе, брал волокиту домой и заканчивал за ужином, пока Сеня тарахтела о том, как прошёл день в университете. Она старалась не показывать, как ей тяжело, но я чувствовал всей душой, что ей очень и очень непросто адаптироваться к новой среде.
У неё появились подружки. Господи, когда я узнал о них, стало немного легче. Панова не была закрытым и высокомерным человеком, который бы свысока смотрел на людей, однако её приняли в компанию, как выражалась малышка, кокеток университета. Это что-то местных звёзд (или как правильно это назвать?). Они были дерзкими, красивыми и на порядок простыми. Меня это крайне удивляло, потому что по рассказам Сени эти барышни казались стервами. До тех пор, пока я не познакомился с ними.
Приятные и миловидные особы. Одна с густыми каштановыми волосами, вечно в поиске того самого единственного мужика, который будет осыпать её лепестками роз и терпеть ужасный характер (её слова). Вторая крашеная блондинка сохнет по какому-то взрослому дядьке, которому перевалило за тридцать, и она ласково называет его «папочка».
Ну, понимаете, да?
Сеня несколько раз ходила с ними в кафе и возвращалась с красными щеками и заплетающимся языком. Она шептала мне о том, как очень замечательно провела вечер, какое вкусное было вино, какая приятная была музыка — всё, что было в кафе ей понравилось.
Я не мог не нарадоваться тому, что маленькая депрессия Пановой уходила из жизни. Она самостоятельно вылезала из маленькой ямы, принимая от меня лишь поддержку и протянутую руку помощи. В тяжёлые моменты, когда малышка давилась слезами и говорила, как сильно хочет вернуться домой, просто был рядом, отпаивая горячим чаем и кормя мороженным с ложечки.
Она была моей малышкой, о которой нужно заботиться.
Сегодня мы идём на ужин в ресторан у причала. Идея куда-то выбраться принадлежала Сене, а за мной оставался выбор местечка. Пришлось надеть классический костюм, который так плотно втесался в гардероб за последние два года. Я предпочитал свободный стиль, но должность руководителя не сочеталась с джинсами или спортивными штанами.
Тушу окурок и смотрю на открывающуюся подъездную дверь. Сеня сегодня, да и в принципе всегда, выглядит великолепно. Тёмно-синее платье-миди, которое купила на прошлой неделе, струится по тонкой фигуре, сужая талию и расширяя бёдра из-за объёмной юбки. Движется плавной походкой, оседая на бёдра и достаточно дерзко покачивая задницей. Горячо. Восхитительное зрелище. Туфли на тонком каблуке стучат об асфальт, пока Панова идёт до меня. Волосы — как я люблю их — развиваются на ветру волнистыми прядями.
Такая охуенно-взрывная.
Такая моя.
Порой кажется, что я смотрю на неё, и в моих глазах не чёрные зрачки, а сердечки. Искрящиеся и яркие, в которые она завороженно всматривается очень долго.
На её лице играет широкая улыбка. Не сдерживаюсь и улыбаюсь в ответ, нежно беря за ладонь и кружа под нашими поднятыми руками.
— Ты очень красивая, — шепчу, нежно целуя в губы.
Она смущённо хлопает ресницами, и я готов рассмеяться. Малышка до сих пор стеснялась, когда слышала комплименты. Моя обязанность делать её счастливой даже простыми словами, хотя сомневаюсь, что влияют только они. Вероятно, замечает, каким горящим и тёмным взглядом смотрю каждый раз, как в первый после нашего поцелуя. Того самого, между прочим.
— Ты тоже очень красивый, Кирилл Михайлович, — дразнится она.
В мозгах до сих пор набатом пульсирует фраза, которую хочу говорить ежедневно.
Я люблю тебя.
Это, вроде, обычные слова, но есть осознание, что это милейшее создание, которое последовало за мной, рискнув своей жизнью, действительно крутится возле меня последние два года в качестве официальной девушки. Мне до сих пор
