не расстаются, к какой-нибудь кофточке или сумочке, которые хоть и выходят время от времени из моды, но бесконечно дороги, и пользуются ими до полного износа.
— Согласен. Но Василису я у тебя отберу. Так и знай.
Рита не знала, чем ответить на его слова, и ответила поцелуем. Шумков мягко отстранил ее, прибавил упрямо:
— Я ее удочеряю.
— Ах, Олег, — Рита отвернулась, чтобы поправить на ресницах поплывшую тушь.
4
Постепенно всеми делами Шумкова стала заправлять Флора Никифоровна. Она договаривалась с мастерами, она докупала по случаю и по знакомству материалы для ремонта, она же вела общее хозяйство, поскольку в последнее время Шумков практически столовался с ними. Ремонт прошел почти в срок, почти хорошо; большинство его замыслов Флора Никифоровна отвергла, и он не настаивал, он был слишком занят общением с Василисой. Обычно они гуляли втроем — Василиса, Шумков и Рита, но когда Рита оставалась дома, Василиса и Шумков прекрасно обходились без нее. Они бегали на «мультяшки» чуть ли не каждый день, ездили в цирк на Ленинские горы и Цветной бульвар, испробовали все аттракционы в парке Горького и на выставке. Каждый день Шумков придумывал что-нибудь новенькое. Он уже сам торопил Риту и Флору Никифоровну со свадьбой, чтобы вообще не разлучаться. Когда в его отсутствие Василису наказывали, он мчался на выручку, как раненая медведица, и уже несколько раз ссорился из-за нее с Ритой. Однажды Рита не вытерпела и спросила, зло щуря глаза:
— В конце концов, кто ее мать: я или ты?
— Разумеется, я! — с тем же прищуром сказал Шумков.
Наконец, это было уже в августе, они отправились в загс.
У Флоры Никифоровны была машина, серенький «Запорожец» первого выпуска, такой же тесный, как и квартира. В назначенный день она подъехала на нем к дому Шумкова. Шумков выглянул в окно и расхохотался: от бампера до бампера поверх кузова были натянуты красно-голубые ленты, и они выглядели как подтяжки.
— Снимите! — запротестовал Шумков, но при людях снимать ленты было неудобно, а по дороге — негде, и он махнул на это рукой.
Нарядная Флора Никифоровна вела машину, нарядная Рита сидела с ней рядом, и обе они, чинные, торжествующие, молчали, а Шумков и Василиса, сидевшие сзади, болтали без умолку, обсуждая предстоящую вылазку по грибы.
В загсе играли марш Мендельсона, и Флора Никифоровна с Ритой легко вписались в него, а Шумков с Василисой оробели, хотя Шумков дважды уже наносил визит этому учреждению, а Василисе по ее летам робеть было еще рано.
Все шло как полагается, без суеты. Стали заполнять заявление. И вдруг Шумков увидел, как Рита записывает в графе «Состоял(а) ли ранее в браке?» — «Не состояла».
— Да? — удивился Шумков и покраснел.
— Я тебе потом объясню, — тоже покраснев, прошептала Рита.
Они поставили подписи и отдали заявление. Инспектриса по складам прочитала его вслух, заставив Шумкова и Риту еще раз покраснеть на злополучной графе, одобрительно кивнула и, покопавшись в журнале, назначила день регистрации.
— Спасибо, — сказал Шумков. — То есть до свидания!
Назад возвращались другим маршрутом — по набережным, по золотой листве. Теперь без передышки трещали Флора Никифоровна и Рита, жених лишь отвечал на вопросы. Василиса, чувствуя его настроение, сидела тихая, молчаливая, крепко держала его за руку.
Шумков думал о том, что Татьяна, несмотря на сложные обстоятельства, связанные с ее романом, ни разу ему не солгала, а здесь обманули в самом начале, притом без нужды. Что из того, что Рита не была замужем? Всякое бывает в жизни, главное, что на свет появилась Василиса, необыкновенное, прекрасное существо, такое близкое, такое родное. Как бы он жил без нее? Страшно подумать! И Шумков стал думать о том, что рано или поздно все равно пришлось бы прибиваться к какому-нибудь берегу и что, в сущности, не все ли равно, кто стирает тебе рубашки. А может быть, чем черт не шутит, Рита родит им сына. Тогда он, Василиса и тот будущий маленький, будут много гулять, бегать в кино на мультфильмы, ходить в зоопарк, жечь костры на берегу пруда, кататься зимой на санках, есть мороженое, да мало ли какие у них будут дела! И Василиса на ночь будет петь маленькому колыбельную.
Но это уж как получится, осаживая себя, думал Шумков, впереди еще такая длинная жизнь!.. Ничего! Зато у него есть Василиса и теперь их двое.
Вдвоем они не пропадут.
Шампиньоны
1
Дачный сезон еще не открылся, еще не везде истаял слежавшийся теневой снег, но узкие улочки уже подсохли, обочины зазеленели, на сиренях округлились почки.
Местное население приводило жилье в порядок. Слышался озабоченный перестук молотков, вжикали пилы, скрипели коловороты. Все, что обветшало за зиму, прохудилось, отошло от гнезд, теперь обновлялось, подкрашивалось, приколачивалось. Хозяева дач истово готовились к приему дачников.
Николай Карпович и Варвара Михайловна Пискуновы решили в этом году сдать бельэтаж и все четыре комнаты на нижнем этаже. Бельэтаж с верандой предназначался для военного летчика Поликарпова, который снимал его вот уже четвертый год. У Поликарпова было двое детей, жена, сам-четвертый. Они были удобные съемщики: платили вперед, не докучали хозяевам, если иссякал газ в баллоне или портилось электричество, не требовали уборки. Внизу Пискуновы обычно сдавали две комнаты, в третьей жили сами, четвертую, с отдельным входом, занимала летом дочь Клавдия. В этом году она собралась на море. Решено было перейти в ее комнату, а свою сдать тоже.
На участке стояла еще беседка, посеревшая от времени, чуть посунувшаяся вперед, но довольно еще добротная. Николай Карпович давненько присматривался к ней. Забрать вагонкой стены, врезать окна, навесить дверь — и чем не жилье на теплое лето? Крыша под толем не протекала. А главное, беседка расположена была на затулках, в том углу участка, что выходил в переулок, — только вырубить в заборе калитку — и вот он, отдельный ход. Летом вдвоем большего им и не надо, и нижний этаж можно будет сдать дачникам целиком.
Варвара Михайловна — натура поэтическая — поначалу отнеслась к идее супруга с прохладцей, но в конце концов и она поддалась соблазну. Николай Карпович, покончив с ремонтом дома, принялся за беседку. Руки у него росли, откуда положено, ремесло знал, хотя всю жизнь прослужил в армии.
Однажды под вечер, когда работа близилась к завершению, Варваре Михайловне пришла фантазия устроить в беседке чай. Чаепитничали у самовара. Настроение было благодушное, чай упрел, летошнее варенье из черноплодной рябины, очень любимое обоими, удивительно сохранило аромат и свежесть.
— А не выпить ли нам винца, Коля? — предложила Варвара Михайловна.
Николай
