Карпович неодобрительно посмотрел на нее поверх блюдца, проворчал:
— У голодной куме одно на уме.
Но Варвара Михайловна слишком хорошо знала супруга и видела, что он сам не прочь угоститься.
— Разве чтоб углы не перекосило? — задумчиво сказал он. — А какого? «Русскую» или «Пшеничную»?
— Бери «Русскую», все дешевле.
В отсутствие Николая Карповича — он ушел через новую калитку — в ворота кто-то постучал, причем довольно бесцеремонно.
— Кто там? — подала голос Варвара Михайловна.
— Эй, люди! Навоз нужен? — спросили за воротами.
— Не знаю, право… Сейчас хозяин придет, подождите немного! — отвечала она, неизвестно отчего волнуясь.
Она отодвинула засов и отворила. Прямо перед ней раскуривал папиросу худой высокий мужчина в летней дырчатой шляпе. Щурясь, рассматривал дом. Оттого, что он не смотрел на зажженную спичку, папироса не попадала в язычок пламени. Мужчина втягивал небритые щеки и как будто даже сердился, что папироса не разжигается. При появлении Варвары Михайловны он застыл неподвижно. Спичка догорела и погасла в его грязных пальцах, — кажется, он даже не ощутил ожога.
— Варя? — спросил незнакомец тихо и удивленно.
— Филипп?..
— Варя… — проговорил он опять. Бросив спичку, возвел руку к голове и стянул шляпу. Волосы его, прямые и плоские, были совершенно, белыми. — Вот так да…
Густая краска залила и без того румяные щеки Варвары Михайловны.
— Ты как тут очутился?
— Вот уж не думал, не гадал, — точно не слыша ее, сказал Филипп. — Вот уж точно, леший подстроил.
Варвара Михайловна рассмеялась нервным смешком.
— Тут, значит, проживаешь? — спросил он, чуть погодя.
— Тут… А ты?
— А-то?.. Я неподалеку обосновался! В совхозе.
— Все еще работаешь?
— Подрабатываю к пенсии. А Николай небось в отставке уже?
— Давно-о.
Они замолчали, не зная, о чем говорить еще, о чем можно говорить после тридцати лет разлуки, а чего не следует касаться вовсе.
Филипп, раскурив папироску, спросил неуверенно:
— Так нужен навоз-то?
— Да надо бы, коль недорого.
— Цена известная, двести рублей тонна.
— Скоко?! — Варвара Михайловна тотчас справилась со своим волнением. — Ты шутишь?
— Зачем? Навоз нынче дефицит. А у меня конский.
— Да что в нем такого драгоценного?
— Как что! Шампиньоны, например, выращивать. Дело очень стоящее, Варвара! Я бы сам взялся, да условий нету. А у вас что надо! Подвал-то велик ли?
— Ну… метров, может, тридцать.
— Тридцать?! Да с одного только метра можно до пятнадцати кило грибочков снимать!
— Баламут ты, Филя. Каким ты был, таким ты и остался. Казак лихой. Орел степной.
— Кило — пять рублей! Можно продавать кучками. Из одного кило — семь, а то и восемь кучек. Каждая по рублю. Прикинь-ка!
— Ой, да ты проходи, проходи во двор-то, — спохватилась Варвара Михайловна. — Сейчас Николай Карпыч придет. Да вот он!
— Варвара! Ты где? — раздался голос Николая Карповича. — С кем это ты?
— Гость у нас!
— Лушников? — удивленно, слегка смешавшись, сказал Николай Карпович, выходя навстречу. — Филипп? — Круглое его лицо стало еще круглей, очки запотели. — Забыл, как тебя по батюшке.
— Алексеевич, — отвечал Филипп. — Здравствуй, Николай Карпыч. Экий ты бравый.
— Наше дело дачное, круглый год на свежем воздухе… — Николай Карпович пожал ему руку. — Как чувствовали, что гость будет! Пошли к столу.
Они вошли в беседку. Разговор пошел на ощупь, с недомолвками и обиняками, но понемногу все трое освоились, приободрились, повеселели. Николай Карпович понял, что Филиппа остерегаться нечего: что было, то прошло и быльем поросло, какие они нынче соперники. Филипп тоже не чувствовал к нему былой неприязни, даже напротив, общество его было приятно, возвращало в молодые годы, в пору дерзаний. Варвара Михайловна смотрела на них с печальной улыбкой. Вот они, ее мужчины, единственные мужчины в ее жизни, сидят себе смирненько, уравнявшиеся старостью, успокоившиеся, перегоревшие. Однако нет, Филипп и теперь был полон нерастраченной энергии, вскакивал без нужды, беспрестанно курил, стряхивал пепел куда попало.
Речь шла о приемах выращивания шампиньонов. Филипп излагал дело с цифровыми выкладками, рисовал вынутым из-за уха Николая Карповича карандашиком схему теплицы, ее размеры и основные коммуникации. Николай Карпович слушал с нескрываемым интересом, переспрашивал, размышлял вслух. Разгоряченные выпивкой, они тут же отправились в подвал и торчали там, пока Варваре Михайловне не надоело.
— Мне скучно! — сказала она, заглянув к ним в темноту и сырость.
— Сейчас! — ответил Николай Карпович. Он замешкался с обмерами, и к столу Варвара Михайловна вернулась под ручку с Филиппом.
— Толковый у тебя мужик, — сказал Филипп и хохотнул. — Налей-ка под наши будущие грибочки!
Варвара Михайловна наполнила рюмки.
— Ну, со свиданьицем? — спросил он.
— Давай за нашу любовь, — сказала она, озорно сверкнув глазами.
— Подписываюсь! — Филипп подождал, пока она выпьет, торопливо опрокинул свою рюмку, поцеловал в губы.
— Ошалел… — прошептала Варвара Михайловна.
Филипп молча перекатывал желваки.
Вскоре послышалось пыхтение Николая Карповича.
— Н-да, задал ты мне задачу, Филипп Алексеевич…
Филипп скомканно улыбнулся, поднялся из-за стола.
— Может, того, переночуешь? — предложил Николай Карпович, отдуваясь. — Еще бы раз прикинули, как и что.
Филипп отказался. Условились, что он придет в субботу для окончательного решения.
2
Встреча эта, как ни высмеивала себя Варвара Михайловна, вывела ее из равновесия. Филипп — шампиньоны — эти два слова слились в единое целое. Стоило ей подумать: шампиньоны, как в сознании тотчас всплывал Филипп. И наоборот, только она произносила его имя, как душа тут же посылала отзыв — шампиньоны. Она даже похудела за эти дни, что было ей к лицу, стала опрятнее одеваться, краситься. Варвара Михайловна была голубоглаза. Собираясь из дому, она накладывала теперь голубые тени, за что и получила у соседей прозвище Синеглазка.
Николай Карпович потихоньку радовался этим переменам. Преодолевая женский рубеж, Варвара Михайловна в последнее время сделалась совершенно нетерпима: дулась, капризничала, замыкалась в себе на целые дни. Филипп с шампиньонами появился как нельзя кстати. Николай Карпович убивал двух зайцев: шампиньоны развлекут Варвару Михайловну, а в случае удачи принесут немалый барыш. Николай Карпович отдавал себе отчет, что на Филиппа всецело полагаться нельзя. Филипп был известный фантазер и неудачник, но, если не терять здравого смысла, действовать обдуманно и осторожно, шампиньоны могут и должны оказаться золотой жилой. В случае же неудачи он станет обладателем двух тонн ценнейшего органического удобрения. И оценив все про и контра, Николай Карпович решился.
Между тем стали появляться дачники. Варвара Михайловна вела деловые переговоры, показывала помещения и участок. Бельэтаж, предназначенный для летчика Поликарпова, несмотря на отсутствие последнего, они держали сколько было возможно, звонили Поликарпову сами и просили позвонить Клавдию — все было безрезультатно, у летчика никто не снимал трубку. Не получив ответа и на письмо, они решились сдать бельэтаж семье инженера Зотова, Этих тоже было четверо: сам Зотов, жена, свояченица и: великовозрастный сын.
