А тогда не до того было, — Тимур усмехнулся. — Вы знаете, мне стало страшно, как никогда еще не было — он обвел серьезным взглядом затаивших дыхание слушателей, — небо было черное от самолетов. Я не знаю, сколько их было. Эшелонами шли. Тесно прижавшись. Юнкерсы -86. Они высотные, а тут, то ли из за того что кучно шли, то ли уже на высоту бомбометания снижаться начали, в общем мы прямо на них вышли, метров пятьсот ниже. Приказ на атаку. Ну и завертелось. Ты Ваню Голубина помнишь? — Тимур посмотрел на Василия. Тот кивнул:
— Старший лейтенант, он еще дежурным был, когда мы в полк пришли после училища. Он?
— Он, — кивнул Тимур, — только капитан он уже. В декабре присвоили. Я у него ведомым был. Мы снизу под брюхо им поднырнули ну и на вертикали атаковали. Ваня хорошо, попал, сразу поджег немца. Тот видать испугался, вильнул ну и задел рядом идущего. Взрыв, пламя и мы туда. Думаю, все! Конец! Нет! Выскочили над строем, уже без скорости. А тут «мессеры»! Пришлось, не глядя, вниз уходить. А там от бомберов не протолкнуться!
Тимур замолчал и зашарил взглядом по столу, в поисках попить. Не заметив стоящего на другой стороне стола графина с компотом, ухватил стакан с аракой и опрокинул в рот, зажевав веткой петрушки.
— Знаете, я боялся не того, что собьют. Столкнуться боялся с кем-нибудь. Там такой компот был из самолетов! Я от Ивана отстал в этой кутерьме. Вроде вот он, был передо мной, и уже нету. А тут Юнкерс мне сам в прицел зашел. Ну, я его и шандарахнул! — он шальным взглядом посмотрел на Лену Волкову. По большому счету рассказывал он сейчас только для нее. — Попал! — в глазах парня вспыхнуло торжество. — Вижу, немец на крыло заваливается и к земле. Так плавно. Красиво. Проводил его до самой земли, а тут в шлемофоне Ванин голос: «Налюбовался? Домой идем, мы свое дело сделали». Увлекся! Как пацан увлекся! Даже не заметил Голубина. А он меня ждал. Хорошо, обошлось. А если б вместо Ваньки немец был?! — Тимур задумчиво покачал головой. — А дальше не интересно. Прилетели. Сели. Разбор полетов. Получил от ведущего по башке за безалаберность в бою. Ну и все. Вот. Орден дали за тот бой. — Фрунзе застенчиво улыбнулся. Застолье загудело, обсуждая рассказ, делясь впечатлениями, своими случаями. А Тимуру было уже все равно, он окончательно и бесповоротно был подбит серьезными серыми глазами Лены Волковой и сейчас в штопоре несся к земле, со сладким замиранием сердца сжимая в своей ладони маленькую хрупкую ладошку девушки.
— Тихо! — вдруг крикнул Ивелич и, подскочив к репродуктору, сделал громче:
«…В районе Ростова на Дону продолжались ожесточённые бои, — послышался голос Левитана, — На одном из участков противник, пытаясь сломить сопротивление наших войск, бросил в атаку крупные силы пехоты и танков. Наши бойцы выдержали натиск врага и отбили атаки гитлеровцев. В результате боя истреблено 700 солдат и офицеров противника и подбито несколько немецких танков. На другом участке наши части медленно продвигались вперёд, очищая от противника отдельные здания. В уличных боях уничтожено до батальона немецкой пехоты.
Южнее Ростова на Дону батальон немецкой пехоты при поддержке 50 танков атаковал наш отряд, вклинившийся в оборону противника. После упорного боя, в ходе которого было подбито 16 немецких танков, наш отряд отошёл на исходные позиции.
Северо-западнее города наши войска вели активные боевые действия и в ряде пунктов продвинулись вперёд. Части Н-ского соединения выбили немцев из укреплённых позиций, уничтожив при этом 7 танков, 5 орудий, 13 пулемётов и до двух рот пехоты противника. На другом участке наши части в результате упорных боёв овладели районом одной высоты…»
- Даа! — протянул Никифоров, — А мы тут празднуем…
После такой сводки и рассказа Тимура Фрунзе посиделки как-то сами собой свернулись. Не было настроения дальше праздновать. Каждый понимал, что скрывается за сухими строчками сводки Совинформбюро. А из столовой доносился звук граммофона:
В парке Чаир распускаются розы,
В парке Чаир расцветает миндаль.
Снятся твои золотистые косы,
Снится веселая звонкая даль.
Значит, фильм уже закончился, и у личного состава начались танцы. И плевать, что где-то там идет война. Сегодня хочется просто смеяться и любить. Пока есть возможность. Пока ты еще жив.
"Милый, с тобой
мы увидимся снова..."
Я замечтался
над любимым письмом.
Пляшут метели
в полярных просторах,
Северный ветер
поет за окном.[iii]
[i] Qu'est-il arrivé à Votre humeur, le colonel (фр) — Что с Вашим настроением, полковник?
[ii] Метеорологи
[iii] https://youtu.be/zjyDgNxX8KE
XVI
Началось все в конце марта, когда майора Маргелова вызвал к себе комдив. Полковник Симонов оглядел бравого майора, хмыкнул и подвинул к нему по столу опечатанный пакет.
— Собирайся, майор, в Москву тебя вызывают, — взгляд Симонова был хмур, отдавать лучшего командира полка в дивизии не хотелось. Но приказ пришел с таких высот, что без вариантов.
— Когда выезжать? — для майора вызов в столицу оказался еще большим сюрпризом.
— А вот документы забирай и вали, — раздраженно ответил Симонов, но, понимая, что майор ни в чем не виноват, тут же исправился, — Возьмешь мою машину и в Волхов, на аэродром. Покажешь предписание. На самолет до Москвы тебя определят. В Москве тебя встретят. Да, — спохватился полковник, — по дороге заедешь в полк, вещи заберешь. Сдается мне, что к нам ты больше не вернешься, — Николай Васильевич подошел к Маргелову и протянул ему руку. — Бывай, майор! Приятно было служить вместе. Жалко отдавать лучшего комполка дивизии, но с приказами не спорят. Не забывай там нас.
— Спасибо, товарищ полковник, — что ни говори, а услышать теплые слова от комдива было приятно. Тем более командиром Симонов был нормальным, без толку не пылил и людей берег. Там где нужно и можно беречь. — Не знаете, зачем меня в столицу?
— Не знаю, Василий, — полковник тяжело вздохнул, — Все езжай. Нет времени. Ни у тебя, ни у меня.
Собраться воинскому человеку дело нескольких минут. Да и к перемене места службы привычка вырабатывается быстро. Только
