отношении киевского центра, что дало основание историку П.Ф. Лысенко высказаться за однозначное признание Туровской земли самостоятельным политическим образованием. Вместе с обособлением Туровской земли обособлялась и туровская епархия. Она все больше приобретала черты, сближавшие местного архиерея с положением епископа в Новгороде. Туровская знать, стремившаяся к автономии от Киева, «нуждалась в таком архиерее, который бы понимал и разделял трудности города, сохранял верность интересам городской общины, был ее молитвенником перед Богом и защитником интересов перед более сильными политическими центрами Руси, Киевом и Владимиром»[389].
Однако, как бы ни были важны политические мотивы, главную роль при представлении князем Юрием Ярославичем Кирилла на епископскую кафедру, играли его личные качества. Наиболее ценным в глазах горожан было то, что Кирилл был уроженцем Турова, во-вторых, выходцем из знатной семьи, в-третьих, Кирилл представлял монашество и отличался высокой образованностью и глубоким знанием священных текстов, а также прославился своим нестяжательством, что выгодно отличало его от других претендентов на епископство. В результате выбор был сделан в пользу подвижника.
Подобное происходило и при избрании митрополитами Илариона и Климента Смолятича, епископом Новгородской епархии Никиты (1030–1109), суздальским епископом Луки (ум. 1189). Харизма подвижника обеспечивала высокий духовный авторитет, столь необходимый церковным иерархам.
Епископ Кирилл представлял и отстаивал интересы Турова перед владимирским «самодержцем» – князем Андреем Боголюбским, претендовавшим на обладание Туровом. Между Кириллом и князем Андреем существовала переписка с обличениями всевластного князя и его любимца епископа Феодора, обвиненного в «незаконном захвате сана»[390].
Не соглашаясь с политикой Феодора и Андрея Боголюбского, Кирилл Туровский не опускался до оголтелой вражды с князем и его ставленником, а призывал их к благоразумию и возвращению в лоно киевской митрополии. В этом отношении показательна «Притча о слепце и хромце», которая, по мнению исследователей, посвящена осуждению ереси самозваного епископа Феодора и его покровителя Андрея Боголюбского. «Хромец» – князь Андрей Боголюбский, который действительно был хром. «Слепец» – самозваный владыка Феодор, «слепота которого символически знаменовала его духовную слепоту как ересиарха»[391]. Кирилл Туровский выступал с позиций защитника единства православной церкви, призывая владимирского князя и епископа Феодора следовать букве и духу христианства.
Миротворец Кирилл Туровский не поддержал кровавую расправу над Феодором, которую учинил митрополит Константин. В споре Кирилла Туровского с князем Андреем Боголюбским прав оказался Кирилл, который свои обличения осуществлял в рамках христианского милосердия, не смешивал наказание с расправой, а исключительно с Божьей волей, которая неизбежно даст о себе знать. Он выражал надежду на искреннее раскаяние заблудших и постижение ими глубины смысла Священного Писания, без которого невозможна моральная ответственность.
В творчестве Кирилла Туровского ярко проявился поиск нравственных смыслов бытия, который впоследствии станет определяющим в русской культуре на протяжении всех этапов ее развития. Человек ответственен за свои деяния и поступки. Он должен соотносить их с высокими нравственными критериями, в соответствии с которыми св. Кирилл оценивает деяния своих современников[392].
Свой «нрав» человек должен приводить в соответствие с собственной совестью, с нравственным ориентиром слова Христова, запечатленного в Священном Писании. Только через покаяние и пребывание в церкви можно найти путь к нравственному совершенствованию. Нравственный запрет налагается на все, что не соответствует Божьему закону, и этот «запрет огражден страхом». В.В. Мильков пишет: «Разум рассматривается как верный проводник на нравственном пути человека, не слепо повинующегося предписаниям, а размышляющего, сознательно принимающего установление веры (как и сам Кирилл в своих притчах). Получается, что путь нравственного совершенствования человека проходит через открытые разуму ворота, через созерцание порядка Божественного творения»[393].
Слово Божье – духовная пища для человека, и с ее помощью происходит познание сущности Бога. Кирилл Туровский рассматривает слепца и хромца как аллегории души и тела. Душа винит в грехе тело с его жаждой мирских утех. Однако Кирилл подчеркивает, что в конечном счете решения принимает наделенная свободой воли душа. Значит, в грехах и неправедной жизни повинны как душа, так и тело. Тем самым подчеркивается цельность человека, слитность его души и тела. Отсюда необходимы нравственные прозрения души (слепцу) и «моральные костыли хромому телу, жадному на грех»[394].
В.В. Мильков справедливо пишет о том, что за рассуждениями св. Кирилла о духовной и телесной сущности человека кроются представления о взаимодействии церковных и светских властей[395]. Как нераздельны душа и тело, так нераздельны церковь и светская власть. Церковь должна одухотворять власть и направлять на нравственный и моральный, указанный христианством путь. Византийская «симфония властей» находит в творчестве св. Кирилла новое прочтение и дополнительную аргументацию. Хотя священство не становится выше царства, но последнее нежизненно без священства подобно тому, как мертво тело без души[396].
Пастырское служение Кирилла Туровского было выдающимся, как выдающимся было и его богословско-философское творчество. Заслуги Кирилла высоко оценила Русская православная церковь, причислившая Кирилла к лику святых.
Кирилл Туровский был последовательным противником подавления инакомыслия суровой карой, был поборником гуманного убеждения. Проповедью этой идеи пропитана «Притча о душе и теле». В ней автор полемизировал «одновременно и с отступниками от правой веры, и с утверждавшими веру силой меча иерархами, последовательно выступая с позиций христианского человеколюбия»[397].
Эта установка имела особое позитивное значение в условиях, когда христианизация языческой Руси еще была далека от завершения. Не карать язычников, а вразумлять словом Христовым и постепенно, мирно вовлекать их в лоно православной церкви, что способствовало умиротворению приверженцев старой, «отчей» веры и не допускало религиозного раскола страны. Не противопоставлять, заставлять и карать, а умиротворять и убеждать. На деле такой подход в христианизации вчерашних язычников преобладал в пастырской практике русской церкви.
Кирилл Туровский призывает к духовному самосовершенствованию всех верующих христиан: «покайся в злобе, в зависти, в обмане, в убийстве, во лжи, смирись, постись, бодрствуй, лежи на земле»[398]. Путь к царствию небесному, убежден Кирилл, лежит через покаяние и смирение, через аскетическое воздержание от мирских искушений, необходимое не только для монашества, но и для мирян. Достойная жизнь на земле открывает небесные врата в царство вечной жизни. Кирилл проповедует нестяжательство, скромность, благоразумие, укрощение плотских страстей.
Идеалом Кирилл Туровский считал монашескую жизнь в монастыре. Он пишет о том, что духовный авторитет монашествующих «сильнее мирской власти», им принадлежит право духовного руководства в миру. Перед монахами должны склонять головы все, в том числе бояре и князья. Святой Кирилл провозглашает превосходство внутреннего над внешним и призывает противостоять бесовской прелести «лукавого мира»[399].
По Кириллу Туровскому, знания и разум относятся к высоким добродетелям. Святой уверен, что Бог – тайна, непостижимая для человеческого ума. Однако, считал Кирилл Туровский, Бог оставляет человеку врата знаний, с помощью которых человеческому
