Климент Смолятич – одна из колоритнейших фигур древнерусских мыслителей теолого-рационалистического направления[378]. Его относят к русским «античникам» за глубокое знание античной философии и воплощение ее традиций в религиозной литературе Руси. Специалисты отмечают интенсивную писательскую деятельность Смолятича. Однако сохранились лишь два принадлежащих его перу произведения: «Послание, написано Климентом, митрополитом русским, Фоме пресвитеру» и поучение «В субботу сыропустную»[379].
В послании к Фоме Климент вынужден оправдываться от голословных обвинений. Обличения Фомы, пресвитера смоленского, вполне объяснимы – ярым врагом Климента был смоленский епископ Мануил, который не признал поставление Климента в митрополиты и отказывался служить вместе с ним. Это была попытка противников Смолятича дискредитировать его в глазах духовенства и покровительствующего ему киевского князя Изяслава, а также в глазах его брата Мстислава[380].
Климент Смолятич отвергает обвинения в увлечении древнегреческой философией. При этом очевидно, «что речь шла не о чистом философствовании в античном смысле, а лишь о допустимых пропорциях между богословием и философией в рамках христианского мудрствования. Поэтому его можно отнести к представителям интеллектуализированного философичного богословия, тогда как Фома представлял довольно влиятельный в древнерусской культуре лагерь противников всякого философского умствования»[381].
Смолятич, отвечая Фоме, пишет: «Что я по философски писал, не пойму! Христос сказал апостолам, святым ученикам: “Вам дано знать тайны царствия Божьего, а остальным – в притчах”. Это ли, любимый, философия, с помощью которой я славы ищу перед людьми?» Смолятич причисляет себя к «остальным», которым только предстоит раскрыть тайны проповедей Христа, что он и делает в своих сочинениях. Это такая «философия», которая не просто воспроизводит и интерпретирует Священное Писание, а пытается постичь его тайный смысл.
Климент пишет о том, что каждого человека бесы опутывают сетями вожделения богатства, власти и славы. Духовный подвиг заключается в том, чтобы противопоставить этим искушениям христианское смирение, веру во Христа, твердость духа христианина, устремленного в Царствие Божие. Безосновательны упреки Фомы в снискании Климентом славы. Смолятич пишет: «Чуднó, ты говоришь мне: “славишься”. Скажу тебе, кто хочет славы: те кто, кто присовокупляет дом к дому, села к селам, умножает холопов и крестьян… От всего этого окаянный Клим совсем избавлен. Вместо домов, сел, бортей, пожень, крестьян и холопов – только земля в 4 локтя, чтобы ископать гроб (могилу)…»[382]. Нестяжательство Климента было очевидным. Фома открыто клеветал на него.
Христос, подчеркивает Смолятич, наделил человека свободой воли не затем, чтобы он рвался к богатству и славе, а только затем, чтобы он не упал «на дно пагубы», а был устремлен к светлой истине и стал достойным Царствия Божия. Климент убежден, что снискание Царства Божия – подлинная цель и смысл жизни человека. Это фундаментальная идея христианства, которую развивает Климент в своем сочинении.
Климент различал «благодатное» и «приточное» богопознание. Первое доступно только святым. Второе требует труда размышлений и доступно всем христианам. Не просто читать Священное Писание, а думать, размышлять, постигать его смыслы и тайны. Тем самым Климент возводит разум в главное средство познания Бога. Смолятич – мастер аллегорий. Среди них он выделял образ премудрости, как символ Иерусалимского храма, построенного царем Соломоном. Он пишет: «Премудрость есть Божество, а храм – человечество, аки во храм бо вселися вплоть, юже приять от пречистыа Владычица нашея Богородица истинный наш Христос»[383]. Следовательно, божественная премудрость пребывает в человечестве. Ее надо разглядеть, прочувствовать, понять. Отсюда богопознание во многом связано и зависит от самопознания, а также через «рассмотрение» и «разумение» окружающего мира.
Мир наполнен и пропитан Богом и, постигая его, человек постигает и самого Творца. Для Климента постижение Бога происходит через чувства и разум. Однако они не равнозначны: разум выше чувств, ум – «диктатор». Смолятич следует традиции, заложенной его предшественником митрополитом Иларионом. Он также противопоставляет закону – благодать. Если закон – внешнее принуждение к вере, то благодать дается свыше, самим Творцом и выражает внутреннюю духовную суть человека. Благодать – путь свободы, выбора человека, ибо Бог наградил его свободой воли. Бог любит свое творение и не допускает насилия над ним.
Климент Смолятич ставит в центр мироздания человека, наделенного разумом, способного к богопознанию, как сокровенной тайны бытия. Это было новое слово богословско-философской мысли Древней Руси. Таким образом, в Древней Руси появились мыслители, допускавшие разум в дела веры, ставившие вопрос об автономии разума в пределах веры, о соотношении религии и философии[384].
Одной из ярчайших фигур в элите мыслителей домонгольского периода Руси является епископ Кирилл Туровский (ок. 1130 – ок. 1182), мастер поэтического слова и глубокого религиозного чувства, страстный проповедник. Современники называли его «вторым Златоустом»[385]. Кирилл Туровский оставил обширное литературное наследство. Ему приписывают авторство более сорока произведений. К шедеврам богословия и философии относятся «Притча о душе и теле», «Повесть о белоризце и о мнишестве», «Сказание о черноризском чине». В этих произведениях наиболее емко и разносторонне выражается мировоззрение, обличительные и нравственно-назидательные суждения автора[386].
Уроженец города Турова, причисленный к лику святых, Кирилл был родом из знатной семьи. Рано принял монашеский постриг и стал страстным сторонником аскезы, духовного подвига монашеской жизни, затворничества, строжайшего исполнения христианских заповедей. Буквально с детских лет он поражал страстью к чтению, которая не оставляла его до глубокой старости. Круг его чтения обширен – от классиков-мыслителей античной Греции до трудов византийских и отечественных богословов.
В своем творчестве, как отмечают историки, Кирилл Туровский опирался и использовал труды Григория Богослова (329–390), Кирилла Александрийского (376–444), Епифания Кипрского (310–403), Симеона Логофета (900–987), Тита Вострийского (ум. 378), Феофилакта Болгарского (1050–1107), киевского митрополита Илариона, Климента Смолятича и других корифеев христианского богословия и философии. При этом прямых повторений их мыслей в трудах св. Кирилла историки не обнаружили. Однако сам епископ Туровский в своих трудах постоянно подчеркивал, что все им сказанное идет не от него самого, а от святых отцов и священных книг[387].
Тем самым он подчеркивал, что продолжает святоотеческую традицию, которая составляет прочный фундамент его умозаключений и размышлений. Жизнь Кирилла Туровского, как и Климента Смолятича, протекала в драматический период истории Древней Руси, когда с особой силой давал о себе знать надвигающийся раскол Киевской Руси на удельные княжества. Церковь не могла оставаться в стороне от этих процессов, и Кирилл Туровский, став епископом, волей или неволей, как и Климент Смолятич, был в них втянут. Свою роль сыграло и то, что Турово-Пинское княжество имело свои особенности в организации политической жизни. В Турове и его земле власть принадлежала боярству, церкви и князю едва ли не в равных долях.
Причем Б.А. Рыбаков полагал, что в Турове сидели «особые князья»[388], отличавшиеся своеволием в
