мере до этой недели. И никто не мог ответить на вопросы о том, что произошло между ним и моей матерью. Сама она не смогла рассказать мне об этом перед смертью, так что, естественно, мне все это очень интересно. – Я посмотрела на далекий голубой горизонт. – И спасибо, что вы так гостеприимны со мной. Я очень ценю это, потому что до сих пор я, по понятным причинам, не была особо популярна среди остальных членов семьи на винодельне.
– Это из-за завещания Антона, – рассеянно заметил Франческо, тоже глядя на воду. Чайки с криками кружили над небольшой рыбацкой лодкой, отходящей от берега. – Признаюсь, – сказал Франческо, искренне смеясь, – хотел бы я оказаться мухой на стене в тот момент, когда Коннор и Слоан узнали, что сделал Антон.
Я изумленно посмотрела на него.
– Вы не любите его детей?
– Дело не в этом. Я любил их, потому что это дети Антона, но они выросли очень ленивыми и неблагодарными. Они рассчитывали получить в наследство весь мир, даже не шевельнув пальцем и ничего не отдав отцу в ответ, хотя, видит бог, он старался быть частью их жизни. Вот уж они небось удивились.
– Удивились, – сказала я. – Но они не собираются сдаваться без борьбы.
Он удивленно посмотрел на меня.
– Борьбы? Какой еще борьбы?
– Они хотят доказать, что Антон находился под неким воздействием, – объяснила я. – Или был вынужден изменить свое завещание. Они не понимают, почему тридцать один год спустя он оставил большую часть своего состояния мне – незаконному ребенку, которого никогда не видел. Я тоже очень удивлена. Сколько я себя помню, Антон никогда не принимал участия в жизни моей матери, и она рассказала мне правду только потому, что умирала. Она не слишком вдавалась в детали. В этот момент ее жизнь уже висела на волоске, и я всегда думала, что там было что-то… Я не знаю, как это сказать… Я думала, там было нечто… Неприятное.
Франческо вскинул голову, как будто я его ударила.
– Ты думала, Антон взял ее силой?
Я прикусила губу.
– Не знаю. Может, что-то в этом роде. Мне было всего восемнадцать, когда она рассказала мне, что мой отец, которого я обожала, не мой настоящий отец. Это был шок, и я не знала, как это осознать, а потом она через несколько часов умерла, и у меня так и не было шанса как следует обсудить с ней, что же произошло. – Я попыталась вспомнить все свои мысли об этом за последние двенадцать лет. – Я была слишком молода для такой новости. Я была убита горем и сердита. Услышать такое было потрясением, мне казалось, что меня предали – и меня, и моего отца. Кажется, я до сих пор это чувствую.
Франческо смотрел на меня с симпатией.
– Мне очень жаль, что твоя мама умерла.
Я подняла голову.
– А вы ее раньше знали?
– Си. Она была очень значительным человеком на винодельне и очень дорога Антону.
– Каким образом?
Он посмотрел на меня, недоверчиво хмурясь.
– Ты что, и правда не знаешь ничего о том, что между ними произошло?
Я помотала головой.
– Все, что я знаю – это что она провела лето в Тоскане, чтобы мой папа мог провести нужные исследования для своей книги, и она работала экскурсоводом на винодельне.
Франческо побарабанил пальцем по виску.
– Она была гораздо больше, чем экскурсовод. У нее была отличная деловая хватка и чутье к вину.
– Правда? – изумилась я. – Я всегда знала свою мать только как сиделку при моем отце. Она изредка работала вне дома, но только временно и на полставки. И никогда не проявляла никаких личных или карьерных амбиций.
– Если бы не твоя мать, – сказал Франческо. – Антон мог бы никогда не выйти на американский винный рынок. Он был одним из первых европейских виноделов, который понял, как можно эффективно торговать вином в Северной Америке.
Я выпрямилась.
– То есть вы хотите мне сказать, он считал, что чем-то обязан моей матери в связи с успехом своего винного бизнеса? Что это произошло благодаря ей? И он поэтому оставил его мне?
Франческо прикрыл глаза, тихо рассмеялся и покачал головой:
– Нет, я хочу сказать совсем не это.
– Тогда что же вы хотите сказать?
Он почесал в затылке.
– Не могу поверить, что ты ничего не знаешь. Но это Антон виноват, что так истово исполнял свою клятву, даже за гробовой доской.
– Простите?
Франческо потянулся через стол и взял меня за руку.
– Твоя мать была великой любовью всей его жизни. Единственная женщина из всех, включая его жену, которую он действительно любил. Он не хотел отпускать твою мать – то, что он сделал это, убивало его, – но все равно отпустил, потому что очень ее любил.
– Я не понимаю.
Франческо выпрямился.
– Твой отец еще жив? Ну, тот, что вырастил тебя?
– Да, и он для меня важнее всего на свете, и потому все это очень меня расстраивает. Он никогда не знал, что моя мать ему изменила. Она умоляла меня оградить его от этой правды, и я все эти годы исполняла это обещание. Ему и так нелегко пришлось в жизни, и так каждый божий день. Я не хочу, чтобы он узнал обо всем этом, ему было бы больно. Ему и так досталось. Он этого не заслужил.
Франческо покраснел, и у меня замерло сердце.
– Почему вы так на меня смотрите? – спросила я. – Вы что, знаете моего папу?
Он медленно покачал головой:
– Нет, я никогда не был знаком с ним. Я с ним не общался, но я знаю, что с ним случилось.
Кончики моих пальцев на руках и ногах внезапно как-то странно онемели.
– Вы говорите о той аварии?
– Си. Я был там в тот день. Я все знаю.
Я посмотрела ему прямо в глаза.
– Надеюсь, вы мне все расскажете.
Он медленно кивнул.
– О да, Фиона. Я собираюсь все тебе рассказать. Я расскажу тебе все, слово в слово, точно так же, как Антон рассказал это мне.
Глава 22. Лилиан. Тоскана, 1986
– Почему ты не звонил мне чаще? – спросила Лилиан у Фредди после того, как официант открыл бутылку вина и налил им по бокалу. Может быть, если бы он звонил ей каждый день, а не раз в неделю в лучшем случае, все было бы иначе.
– Так это же международный звонок, – объяснил Фредди. – И ты же знаешь, в каком режиме я пишу. Когда ты приходишь с работы, я только-только
