Однако мои теперешние сомнения разделяет сейчас правительство США и большинство европейских стран, в частности, когда речь заходит о Сирии: ведь колебания на фоне все возрастающей смертности длятся уже более двух лет.
Последние 10 лет арабские страны трясет не на шутку, и если бы можно было использовать христиан в качестве сейсмографа тряски, вызванной всеми этими переменами, вряд ли картина выглядела бы обнадеживающе. Для людей, присутствующих на отпевании в этой церкви, некоторые из которых сейчас с недоверием поглядывают на стоящего в центре иностранца, это может означать, что война, вероятно, скоро положит конец их 2000-летнему присутствию в стране.
Во время всех этих ужасающих гонений доля христианских беженцев значительно превысила долю беженцев-мусульман. Согласно докладу Верховной комиссии ООН по делам беженцев при УВКБ ООН более 40 % всех покинувших страну иракцев – христиане[209]. Учитывая, что до войны на их долю приходилось не более 4 % из всего 31-миллионного населения, а сегодня, по-видимому, около 1 %, это огромное количество.
Закончив проповедь, архиепископ разрешает пришедшим попрощаться с покойным подходить к гробу. Женщины безутешно рыдают. Убитый был небольшого роста и хрупкого телосложения. Поднятая на четырех гвоздях, наполовину забитых в каждом углу гроба, над ним на несколько сантиметров возвышается крышка. Родственники просовывают под нее руки, чтобы в последний раз дотронуться до тела, прежде чем гвозди окончательно забьют.
Заплаканная молодая женщина просит меня уйти. Я исчезаю в боковой двери и топчусь перед церковью. Гроб с телом Абдула Джабара выносят на плечах трое его сыновей и трое других мужчин. Его ставят в пикап и везут по городским асфальтированным дорогам на кладбище.
* * *
Во время этой поездки в Ирак мне удалось встретиться, можно сказать, с земляком. С начала 1990-х Амир Альмалех со своей семьей проживает в Норртелье, в Швеции, что неподалеку от Стокгольма. Он сопровождает меня в большинстве передвижений по стране.
Мне помогли его найти добрые люди, участники финансируемого Данией проекта «Международная поддержка СМИ» в Ираке. Амир руководит одним из самых посещаемых новостных сайтов о христианах на Ближнем Востоке ankawa.com, о котором с завидной скромностью заявляет, что он – наилучший. После своей поездки я имел возможность убедиться, что для подобной уверенности есть все основания. Обладая значительными связями во всех посещаемых нами городах, Амир может предоставить мне достоверную информацию обо всем, о чем бы я ни попросил.
То, что именно в Швеции проявляют такой интерес к иракскому христианству, – отнюдь не случайность. В этой стране, по словам Амира, проживают как минимум 50 000 иракских христиан, т. е. можно сказать, что на территории наших соседей обосновалась одна из крупнейших общин иракских христиан за пределами Ирака. А сейчас шведскую границу закрыли. Из всех скандинавских стран Швеция на сегодняшний день ввела самые строгие ограничения на въезд иракских христиан.
За несколько дней до убийства и похорон Абдула Джабара меня селят в гостинице в квартале Анкава, где живет Амир – по названию квартала и назван сайт. Многие изгнанные прежде иракские христиане вернулись, чтобы принять участие в свадьбе сестры Амира. Приглашенных на свадьбу около тысячи, так что теперь весь район заполонен иракцами, говорящими по-шведски. Никогда раньше не доводилось мне pratat så mycket svenska[210], как в Анкаве. Амир, посмеиваясь, сообщает мне, что я разговариваю как иммигрант. В конце концов мы отказываемся от общения на общескандинавском и переходим на английский.
Анкава – христианский район, расположенный в крупном курдском городе Эрбиль, что в Северном Ираке, – в Курдистане, как еще называется эта местность. Сорок лет назад в Анкаве проживало 7000 человек, сегодня их более 30 000, многие из них – беженцы из Мосула и Багдада. Всего за 10 лет в Анкаве была открыта масса ресторанов, гостиниц, клубов и других заведений. Появилось несколько новых церквей.
То же самое можно сказать и об Эрбиле в целом. Здесь ты словно находишься в сытом провинциальном городке: там и сям возвышаются строительные краны, новые дома; а сам Эрбиль, со своими недавно запущенными молами, посверкивающими зеркалами громоздкими, неэкономичными спортивными машинами и отелями причудливых форм, напоминает внезапно получившего доступ к деньгам нищего подростка.
Новый аэропорт Эрбиля выглядит на миллион долларов, если закрыть глаза на то, что в кафе там торгуют журналом «Экономист» шестимесячной давности, предоставляющим обстоятельный анализ избирательной кампании Обамы и Ромни. Курдистан, получивший определенную независимость после того как в 1991 г. международное сообщество закрыло эту зону для перелетов, очевидно, стремится стать новым Дубаем. В этом регионе скоро можно будет хорошо подзаработать. После приземления Амир сообщает мне, что под землей здесь море нефти и, даже когда хоронят людей, периодически задевают какой-нибудь из источников.
Заклятый северный враг, Турция, проинвестировал сюда щедрой рукой. Единственное препятствие – правительство в Багдаде, которое совсем не желает появления независимых идей в головах у курдских властей и поэтому не дозволяет проводить новые бурильные работы без особого разрешения из столицы. Похоже, курдов это не останавливает. Они и без разрешения начали экспорт нефти, а турки занялись поиском потенциальных покупателей[211]. Налицо беззаботная курдская самоуверенность на грани фола, которая уже приводила к войне.
Амир рассказывает, что, когда он был маленьким, почти все в Анкаве были коммунистами. Единственный его брат во время демонстрации в 1980-х был арестован полицией Саддама и вскоре казнен; сам Амир тоже пять лет был членом коммунистической партизанской группы. В те годы курдские повстанцы сражались с режимом, и Амир на себе испытал ядовитые газовые атаки, приведшие к тысячам смертей в этом регионе. Он помнит, как над долиной висело желтое облако, и люди, закрыв рты и носы влажными салфетками, бежали в горы: газ тяжелее воздуха, поэтому там можно было спастись.
Когда в 1988 г. после окончания восьмилетней войны с Ираном Саддам подтянул войска, чтобы нанести последний удар по мятежным группировкам на севере, Амир, рискуя жизнью, перебрался через горы к иранской границе. Прожив здесь год, он выучил фарси, а затем еще с несколькими людьми ему удалось бежать в Советский Союз. Там он попал в тюрьму, просидел два месяца и в 1991 г. наконец получил убежище в Швеции. Есть люди, которые за одну жизнь проживают несколько, и Амир явно один из них. Сегодня он называет себя либералом и надеется, что все трое его детей станут шведами до мозга костей. Он говорит, что иммигранты должны полностью раствориться в культуре своих новых стран.
Довольно скоро я обнаруживаю, что, несмотря на относительную безопасность Анкавы, христиане в окружении курдов отнюдь не чувствуют себя защищенными. Аэропорт Эрбиля построен на
