Помнишь, летом ты сказала, что у тебя дурацкое имя. Так вот… это как бы тоже моя вина. Уверен, ты сто раз слышала историю о большом семейном совете, где шли горячие споры, как назвать новоиспеченную Савельеву. И выбор сделала судьба. Но история эта лишь отчасти правдива.
В то время напротив нас жила бабка Сима. На вид ей было лет сто, пятьдесят из которых она каждую ночь собиралась помирать, а каждое утро выгоняла в поле корову и шла на огород. Бабка Сима была жутко набожной и при каждом удобном случае вливала в мои уши гигабайты информации о всех церковных праздниках, великих мучениках и читала наизусть Старый Завет, а я улыбался, словно деревенский дурачок, и старательно делал вид, что понимал хотя бы слово.
В тот день бабка Сима рассказала мне о Петре и Февронии Муромских. Я не услышал или не понял практически ничего, одно только имя Феврония полностью завладело моим сознанием. Оно показалось очень необычным, редким, интересным. Запоминающимся.
Поэтому, когда вечером наши предки собрались на ужин, я возмутился. Они хотели назвать тебя Таней, Светой, Настей, Дашей, Олей или Леной.
Мне было всего семь. И я уже знал с десяток людей с такими именами. С любым из этих вариантов ты теряла уникальность. А я искренне считал тебя особенной. Девочка, у которой нет ни папы, ни мамы. Таких в моем окружении еще не было.
Тогда кто-то предложил написать имена на бумажках, чтобы с легкой детской руки Судьба определила тебе имя. Я воспротивился всей своей детской сущностью и не мог допустить ничего подобного.
Нацарапал и от себя несколько бумажек. Одну показательно опустил в шапку с именами, вторую спрятал между пальцами. Вряд ли кто-то ожидал от ребенка подобного коварства, и ничего не заподозрили, прочтя имя на клочке тетрадного листа в клетку, хотя и удивились.
— Кто это написал? — спрашивали они.
— Я! — не стал скрываться, — Бабка Сима сказала, это хорошее имя.
— Внучок, это очень необычное имя. Девочке может быть с ним сложно, — вкрадчиво поясняла Ульяна Андреевна.
— Почему? — не понимал я.
— Некоторым оно может показаться смешным.
— Значит, они дураки. Это особенное имя. И оно не смешное.
— И все же, — вздохнула Мария Афанасьевна, — Попробуй еще раз.
Почему-то в этот момент женщина смотрела на меня с мольбой, и я не смог отказать в просьбе. Тоже вздохнул. Сунул ладошку в шапку, старательно перемешал записочки, вынул следующий вариант с самого дна и протянул Марии Афанасьевне.
Она улыбнулась мне, развернула записочку, и нервно хихикнула.
— Феврония.
— Ты сколько туда записок положил, Станислав? — Сердито поинтересовался дед, Сергей Тихонович.
— Только две.
— Это Судьба, — выдала свой вердикт Ульяна Андреевна.
— С таким именем она никогда не выйдет замуж, — сникла Мария Афанасьевна.
— Чушь, Мария! Не неси ерунды.
— Мария Афанасьевна, — подошел я женщине, опечаленно опустившей руки на колени, — Не переживайте так. Если Феврония до старости не выйдет замуж, я сам на ней женюсь.
Наверное, мои слова успокоили твою бабушку, раз тебя все же назвали выбранным мною именем.
Принесенный мною киндер-сюрприз растаял в руках и превратился в бесформенную фигню. Я развернул его и вытащил капсулу. Внутри нее лежала пестрая фигурка бегемота. Повертев ее немного в пальцах, я осторожно поставил ее на тумбочку рядом с четырьмя шоколадными сюрпризами, принесенными мною ранее.
Реснички девчонки едва заметно подрагивали. Щеки горели румянцем, наверное, от жара.
— Знаешь, Феврония, я ведь в некотором роде тебе завидую. Твоя бабушка искренне тебя любит, но при этом не душит. В отличие от моих родителей. Они решают за меня практически все на свете! Куда мне поступать, какие места посещать, каким спортом заниматься, какие языки учить, с кем дружить, где гулять, во что одеваться. Давят на меня. И при этом утверждают, что это все только ради моего счастья.
А знают ли они вообще, что мне нужно для счастья?
Хочешь, скажу?
Совсем немного.
Мне хочется быть обычным подростком. Хочется самостоятельно делать выбор. Прошататься вечер под дождем, вымокнув до нитки. Подраться с гопниками в темном переулке. Напиться какой-нибудь дряни с друзьями во дворе так, чтобы проснуться в незнакомом месте. Совершить, какой-нибудь безрассудный поступок. Например, волосы в синий покрасить. Вместо юга махнуть на север. Татуху набить. Такую, чтоб с тайным смыслом. Чтоб только я понимал значение.
На Кукушкиной жениться.
Такое вот оно, мое счастье…
Глава 33Lucky-man: Ну же, детка, я уже написал письмо Деду Морозу! Ты же не станешь разбивать мне сердце!
Dragonfly: Причем здесь я? Известно всем, что ответственность за несбывшееся новогоднее чудо лежит на бородатом дедуле, при условии, что весь год ты был хорошим мальчиком)))
Lucky-man: О, в этом и есть загвоздка! Боюсь, что весь год я был очень-очень-очень плохим мальчиком!
Dragonfly: Серьезное заявление. Докажи! Сделай прямо сейчас что-нибудь плохое!
Lucky-man: Ты ведешь себя словно маленький дьявол, детка! Разве ты не должна взывать к моей светлой стороне? Убеждать быть хорошим?
Dragonfly: Хорошие мальчики — это скучно. Хорошие мальчики — это альтер-эго плохих девочек. Результат женского коварства, власти и манипуляций.
Lucky-man: А ты кто? Плохая девочка с армией хороших мальчиков? Или хорошая девочка, ищущая своего плохиша?
Dragonfly: Ты мне скажи.
Lucky-man: Конечно же, хорошая девочка.
Dragonfly: Вот как? И откуда такой вывод?
Lucky-man: Ты до сих пор не исполнила мое желание.
Dragonfly: Может, именно потому и не исполнила, что плохая? Хочу видеть твою боль и печаль)))
Lucky-man: Ха-Ха! На самом деле, тебе просто страшно. На самом деле ты очень неопытна. Я даже уверен, что ты девственница. Именно поэтому я так жажду свою картину. Потому что когда я, наконец, вдохну полной грудью аромат твоего возбуждения, когда ворвусь в твое узкое, горячее, истекающее вязким соком лоно, когда буду жадно и властно брать тебя сзади прямо в твоей мягкой постельке, уткнув головой в розовые подушки, когда попробую на вкус каждый миллиметр твоего тела и смогу ощутить языком вкус твоего оргазма, ты не останешься прежней. Не сможешь больше быть хорошей девочкой. Ты заразишься жадностью к моему телу, подсядешь на тугие ощущения наполненности моим упругим членом, выбивающим из твоего горла стоны наслаждения до хрипоты, до помутнения сознания, до блаженного экстаза. Ты будешь желать испытать его снова и снова. И знаешь что, моя маленькая девочка, ты никогда не будешь знать отказа. Я буду трахать тебя всегда и везде! И буду кончать. В тебя! А все, что попробует только выскользнуть из тебя обратно — вотру в твою нежную кожу, чтобы ты не только изнутри, но и снаружи навсегда пропиталась мною. Моим запахом. Моим восторгом. Я думаю об этом каждый день. Представляю в мельчайших деталях. И мастурбирую.
