Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 85
– Как вы с Троером играли за “Кубок острова”?
Гроббин пропустил мимо ушей.
– Или, если мы моложе, может, смотрели, как играет он, и хотели быть, как он, когда придет наш черед. Ну да, хорошо, пускай сейчас он жалкий мудозвон, но мы-то его знали еще тогда. По нашему мнению, ему нужно только вспомнить, кем он был раньше, и снова стать тем парнем. Это же до того парня, которого мы когда-то знали, мы на самом деле стараемся сейчас достучаться в темноте. Надеемся мы на то, что он где-то там еще остался. И вот тут-то мы не особо сообразительны, Линкольн, потому что того парня там давно уж нет.
“Нет, и давно”, – подумал Линкольн, припомнив, как тем утром Мики выразился о Джейси.
– Мистер Гроббин…
– С кем бы там, нахер, мы ни разговаривали, нам нужно одно: пусть ответит нам, что понимает, о чем мы толкуем, пусть произнесет волшебные слова, от которых мы исчезнем. “Я понимаю”. Как только он их скажет – пых, и нас тут нет.
– Мистер Гроббин…
Тот предупреждающе воздел указательный палец.
– Вы были хорошим мальчиком, Линкольн, и мы почти закончили. Уже на финишной прямой.
Линкольн кивнул, отхлебнул дерьмового теплого пива.
– Вам вот еще что, надо полагать, непонятно, Линкольн. После того как он произносит эти волшебные слова, заходим ли мы снова в дом и проверяем ли, как там женщина, перед тем как уйти?
– Догадываюсь, что нет.
– И в этом вы правы. Никуда мы не заходим. Почему? Ну, если честно, нам вовсе не хочется видеть, как она сидит за кухонным столом и прикладывает носок с кубиками льда к глазу или губе. Что мы ей тогда скажем? “Ты же знаешь, что парень на этом не остановится, правда?” Это ей и самой известно – ну или хотя бы отчасти. “Ушла б ты от него”? Может, и ушла б, а может, и нет. Вдруг следующий окажется еще хуже. Хрен знает, как ей это удается, но она, похоже, вечно притягивает к себе каких-то ушлепков. “В другом месте тебе будет безопасней”? Ну, сказать так мы можем. Возможно, действительно есть место, где ей будет безопасней, чем здесь и сейчас. Но рано или поздно он ее отыщет, если, конечно, она с острова не уедет. Поэтому нет, Линкольн, мы не желаем с нею разговаривать. Мы – пара крупных крепких парней, но знаете что? Мы ее боимся. Боимся, что, вернись мы в этот дом, она в самом деле примется нас благодарить. За то, что вступились и угомонили его. Потому что больше ничего ему на самом деле и не требовалось. Сидя в кухне и промокая кровь бумажным полотенцем, вот чего она хочет – чтоб мы поняли, что в глубине души человек-то он хороший. Выдай ей хоть полшанса – и она тебе это наврет.
Тут Гроббин неожиданно расхохотался, отчего Кевин и мужчины у другого конца барной стойки глянули на него.
– Видите, Линкольн, если бы мне взять и написать ту книжку, которую хочет моя невестка, – о моей жизни легавого на острове? Так вот, то, что я вам тут рассказываю, и было б этой книжкой.
Линкольн решил попробовать еще разок.
– Но, опять-таки, зачем вы мне все это рассказываете, мистер Гроббин? Что я должен из этого почерпнуть? Что если что-то нехорошее случилось с Джейси в семьдесят первом, полицейские могли знать, кто это сделал, и сомкнуть ряды? Замести следы?
– Нет, Линкольн, я даже близко этого в виду не имею.
– Этот ваш гипотетический парень, который избивает женщин? Мы о Троере говорим?
Гроббин принялся массировать виски большими пальцами.
– Ох, Линкольн, вы меня весьма разочаровываете. Нет, мы говорим о мужчинах вообще. Как о биологическом виде. Что в этом было непонятного? Троер – мужчина, поэтому, конечно, говорим мы и о нем, но еще и о вас, обо мне и о вашем приятеле Мики.
– Ага, ладно, но…
– И еще об одном человеке мы тут говорим.
“Ну, поехали, – подумал Линкольн, – опять в кроличью нору”.
– И кто же это?
– Мой собственный сын, Линкольн. Еще мы говорим тут о нем.
Линкольн не был уверен, чего вообще ожидал от этой беседы, но не вот этого. Старик вдруг сделался больным, бледность его – темно-серой, а дыхание рваным. И тут до Линкольна дошло наконец, что к этому они двигались всю дорогу.
– Муж Беверли?
– Бывший. Скажите-ка мне, Линкольн. Вы можете вообразить, что поднимаете руку на такую женщину, как она?
– Мистер Гроббин? – произнес Линкольн. – Я знаю, что это не мое дело, но вы неважно выглядите. Давайте я подвезу вас домой? У вас же завтра операция, да?
– Операция эта по желанию, Линкольн. И я желаю ей не подвергаться. Только что решил.
– Думаете, это хорошая мысль?
– Кто ж ее знает. – Теперь он разглядывал Линкольна с обостренным интересом – очевидно, что-то не давало ему покоя. – Вы говорили, что жизнь у вас задалась?
– Да, – подтвердил Линкольн, ощущая в этом признании как правду, так и что-то сродни стыду. Как и большинство удачливых людей, он, вероятно, недостаточно часто радовался своей удаче, но в то же время обостренно ощущал ее – и сознавал, что везение в целом и его конкретное в частности мало что общего имеют с добродетелью.
Этим он отличался от Вольфганга Амадея – и это запросто могло оказаться главным различием между ними. Вава был кальвинистом. Везде он видел знаки не только собственной избранности, но и избранности Линкольна. У других людей с этим не очень. На Тедди посмотрел разок – и не увидел ни следа божьей милости. Ошибался ли он? Нынче вечером, когда Линкольн брел за каталкой, на которой Тедди везли в операционную, у него не шел из головы вопрос: отдельный ли случай то, что произошло в “Рокерах”, или же его лучше рассматривать как часть давнего шаблона, который в двух словах можно описать так: жизнь у Тедди (заимствуя понятие Гроббина) не задалась? Еще в Минерве Тедди, казалось, смирился с вероятностью того, что жизнь у него не задастся. Отчего сам собой напрашивался вопрос: такое смирение – причина или следствие? Кротко ль Тедди принял неизбежную траекторию собственной жизни, – или же принял мужественно свою неспособность изменить эту траекторию?
А Мики? Удалась ли жизнь у него? Наблюдая, как он играет свой любимый рок-н-ролл на очень высокой громкости, Линкольн ответил бы: да. Разве не это он сказал Аните? Что из них троих, похоже, только Мики живет той жизнью, которой и должен жить? Но всего несколько кратких часов спустя уверенности в том поубавилось. Благодаря философским разглагольствованиям уставшего от жизни пьянчуги в Линкольне, как он тому ни пытался противиться, поселились сомнения насчет старого друга, и сейчас он вновь припомнил лицо Мики тем утром, когда тот, сидя на своем “харлее”, глядел куда-то в пространство, а лицо у него было маской… чего? Разочарования? Печали? Сожаления? Музыка – это для него жизнь или побег от жизни?
– Что ж, я этому рад, – произнес Гроббин без явной иронии или горечи. – Может, вам и дальше будет везти. По моему опыту, с везучими так обычно и бывает.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 85
