Книга Шансы есть… - Ричард Руссо

Три старых друга приехали на остров в обратном порядке – от самого дальнего к самому ближнему: Линкольн, агент по коммерческой недвижимости, – практически через всю страну из Лас-Вегаса; Тедди, мелкий независимый издатель, – из Сиракьюз; Мики, музыкант и звукооператор, – с соседнего Кейп-Кода. Всем по шестьдесят шесть, и все учились в одном маленьком гуманитарном колледже в Коннектикуте, где подрабатывали халдеями в женском землячестве. Остальные подавалы, в основном такие же студиозы, уверяли, что они тут по собственному выбору, ведь многие “теты”[2] – огонь-девчонки, а вот Линкольн, Тедди и Мики были стипендиатами и трудились тут из экономической необходимости. Линкольна, смазливого, как любой студиоз, сразу сделали “лицевым”, это означало, что нужно облачаться в царапучую белую куртку до пояса и обслуживать девушек в большой столовой землячества. Тедди, уже работавший в ресторане в старших классах средней школы, стал помощником повара – делал салаты, размешивал соусы, раскладывал по тарелкам закуски и десерты. Мики? На него взглянули разок и тут же отвели к мойке, где рядом с картонной коробкой нефирменных стальных щеток высилась гора грязных кастрюль. Таков был их первый курс. Когда же они стали старшекурсниками, Линкольна повысили до главного халдея, и обоим своим друзьям он уже мог предложить должности в обеденном зале. Тедди, которому кухня осточертела, тут же согласился, а вот Мики сказал, что для него вряд ли найдется достаточно просторная куртка. В общем, предпочел остаться кухонным рабом, а не заигрывать с шикарными девчонками в зале, поскольку что-что, а галера была его собственной.

Собравшись на острове сорок четыре года спустя, все трое говорили спасибо за образование, полученное в Минерве, где классы были невелики, а преподаватели – доступны и внимательны. На первый взгляд колледж выглядел таким же, как и прочие учебные заведения конца шестидесятых – начала семидесятых. Парни носили длинные волосы, линялые джинсы и психоделические футболки. В комнатах общаги детвора курила дурь, забивая запах благовониями, слушала “Дорз” и “Баффало Спрингфилд”[3]. Но то были вопросы стиля, не более. Большинству же их однокашников казалось, что война где-то далеко, происходит она в Юго-Восточной Азии, в Беркли и по телевизору, а не в приморском Коннектикуте. Редакционные статьи в “Эхе Минервы” вечно жаловались на нехватку настоящего активизма. “Тут ничего не происходит, – гласила одна, обыгрывая знаменитые строчки из песни. – А почему – поймешь не с ходу”.

Не было в студгородке места менее бунтарского, чем общежитие “Теты”. Всего несколько девушек курили траву и ходили без лифчиков, а в остальном землячество представляло собой укромный мирок. Однако именно здесь гораздо отчетливее, чем у них на занятиях, начал проявляться настоящий мир, да так явно, что на него не могли не обратить внимания даже такие девятнадцатилетки, как Линкольн, Тедди и Мики. Автомобили на стоянке за зданием “Теты” были не только приличнее того, что обычно стояло на студенческих парковках, но и лучше преподавательских. Еще страннее – по крайней мере, для молодых людей, родившихся не в зажиточных семьях, – было то, что владелицы этих транспортных средств не очень-то остро ощущали, что им повезло оказаться в Минерве или что их родителям по карману столько платить за образование. Там, откуда приехали эти девушки, Минерва была естественным продолжением первых восемнадцати лет их жизни. Вообще говоря, для многих это была подстраховочная школа, и первый курс у них уходил на то, чтобы преодолеть разочарование от того, что не поступили в Уэслианский, или Уильямз[4], или какой-нибудь Плющовый. Хотя статистику оценок и стандартного отборочного теста[5] для того, чтобы попасть в такие элитарные учебные заведения, они знали, но все привыкли учитывать и другие факторы – о таком не поговоришь вслух, и это невозможно измерить цифрами, но двери это все равно открывает как по волшебству. Но вообще, конечно, и Минерва годилась. Хотя бы попали в дом “Теты”, и то ладно – вот как они на это смотрели. Иначе могли б оказаться в У-Конне[6].

1 декабря 1969 года – в вечер первой для страны призывной лотереи[7] – Линкольн убедил комендантшу разрешить халдеям начать ужин на полчаса раньше, чтобы все могли столпиться вокруг крохотного черно-белого телевизора в подсобке, где они ели. С учетом того, что на весах лежали их судьбы, настроение было до странности приподнятым, особенно вначале. Из всех восьми халдеев у Мики дата рождения выпала первой – девятая из 366 вариантов, отчего все остальные хором разразились “О, Канада”[8], что могло бы получиться у них лучше, знай они остальные слова песни, а не только эти два. Из трех друзей дата Линкольна выпала следующей – 189; уже неплохо, но все ж не вполне безопасно и планов не построишь.

Пока лотерея длилась – безжалостная барабанная дробь дней рождения: 1 апреля, 23 сентября, 21 сентября, – настроение в комнатке мрачнело. Чуть раньше, пока они подавали ужин девушкам, все были в одной лодке, а теперь их дни рождения превратили каждого в отдельную личность с особенной судьбой, и один за другим они отплывали прочь, назад к своим комнатам в общежитии и съемным квартирам, где станут звонить родителям и подружкам и рассуждать о том, что жизнь у них только что поменялась, у кого-то – к лучшему, у кого-то – к худшему, оценки их, показатели СОТ и популярность внезапно перестают иметь значение. Когда наконец выкликнули день рождения Тедди, они с Линкольном и Мики в подсобке остались одни. Страстно возражая против войны, Тедди в тот день уже говорил друзьям, что скорее отправится в Канаду или сядет в тюрьму, чем пойдет в армию, поэтому для него лотерея не имеет никакого смысла. Но это, конечно, было не совсем правдой. Ему не хотелось в Канаду, и он не был уверен, что, когда дело дойдет до дела, ему достанет необходимой отваги убеждений в знак протеста действительно сесть в тюрьму. Отвлекшись на эти мысли, когда осталось лишь двадцать с чем-то необъявленных дней рождения, он искренне поверил, что его дату уже проехали, а он попросту пропустил – возможно, когда у телевизора поправляли кроличьи уши антенны. Но вот дата и прозвучала – 322-я из 366. В полную безопасность он не вписался. Протянув руку, чтобы выключить телевизор, Тедди осознал, что она дрожит.