По тону, по сбившемуся дыханию Миланы понимаю, что именно она собирается показать. И вопреки здравому смыслу, не могу не согласиться! И только торопливые шаги по коридору, замирающие рядом с нашей дверью, заставляют разочарованно вздохнуть и подняться со своего места. Еще не услышав стука в дверь, я «вижу», что что-то случилось. Обычно пришедшего я впускаю в комнату. Но не сегодня. Сегодня я не хочу, чтобы рассматривали, смущали, тревожили мою солнечную девочку, поэтому, накинув на голые плечи рубашку (хорошо хоть брюки не снял), я выхожу в коридор сам.
— Давид? — не могу сдержать насмешливых ноток в голосе. — Я думал ты сегодня уже… хм, не освободишься!
— Я бы и не освободился. Ни сегодня, ни завтра. Если бы мог. Но у нас проблема, Пророк. И серьезная. И, прости конечно, но ТЫ тоже срочно должен освободиться. Я к Антону, а ты собирайся, — и уже развернувшись, чтобы уйти, добавляет. — И пусть Милана замкнется, ей бы ещё охрану… точно, сейчас Стрелка пришлю. До его прихода сам никуда не уходи и никому не открывай.
Я еще несколько секунд ошарашенно смотрю в его удаляющуюся спину, не понимая, к чему такие предосторожности — Лёха Стрелок уже много лет не стоял в охране и ночных дежурствах в силу своего положения — у нас есть для этого сотни молодых парней! Да и почему я должен замыкаться — территория завода охраняется так хорошо, что и мышь на нее незамеченной проникнуть не сможет!
Но делаю все-таки так, как мне сказано, про себя ухмыляясь — Давид мной командует!
— Что случилось, Женя?
Как же ласково у нее это получается! Как же звучит мое имя, непривычное, забытое, доступное единицам в моем окружении, в ее устах — до дрожи, до сладостного спазма в районе сердца!
— Женя, что случилось? Почему ты замер? — Милана испуганно вскакивает на кровати, шипит от боли, видимо, неловко двинув рукой.
Я отмираю. Шагаю к ней. Я хочу сказать… Столько слов сейчас толпится, кружится в моей голове! Я не знаю, с чего начать, как объяснить моей девочке, как сильно она мне нужна, как я люблю ее. Уговариваю сам себя не спешить, потому что у нас с ней впереди вся жизнь. Но не могу, не хочу… Чувствую, что должен…
— Да Женя! Ты почему такой? Что он тебе сказал?
— Слушай… я вот думаю, — взяв единственный стул в комнате, ставлю напротив нее, сидящей на кровати, сажусь сам, упираясь своими коленями в колени Миланы и говорю. — Раньше у нас паспорта были, так?
— Ну да… наверное… Я не помню.
— Туда детей записывали, прописку там, семейное положение. Это ведь очень важно для организации жизни, для государства и самого человека — структура получается, определенность, уверенность, наконец, в том, что ты — значимое, социальное существо. Понимаешь, о чем я?
— Понимаю. Но как-то же жили без этого столько лет…
— Поэтому и нет у нас сейчас порядка. Но я подумаю над этим вопросом. Пора уже законы создавать. Иначе, на одном авторитете страну из руин не поднимешь… Но я ведь ещё и с той целью, чтобы… ну для себя лично, в общем.
— Ты хочешь иметь паспорт? — она хохочет, и я не могу сдержать улыбку. — Да зачем?
— Твое имя туда впишу, чтобы быть уверенным.
— В чем? — смех моментально прерывается и Милана говорит абсолютно серьёзно.
— Что ты меня не бросишь.
— А ты?
— Что я? — не понимаю, куда она клонит.
— Ты меня не бросишь?
— Так вот… создам такой закон, чтобы мужчины не имели права своих жён бросать… и детей!
— Хорошо. Ну а если мужчина разлюбит? Вот вдруг другая ему понравится? И что делать тогда? В паспорте-то уже место занято? Вырвать лист? Убить жену? Жить с двумя?
— Дурочка! Не знаю… Ты права. Тут все обдумать нужно… Но ты же поняла, к чему я это говорю?
— Не-ет…
Поняла. По голосу слышу, что поняла. Но хочет все-таки, чтобы я сам…
— К тому, чтобы ты понимала, что хоть у меня и нет пока, заметь, только пока, возможности доказать, узаконить, так сказать, наши с тобой отношения, но это все очень серьёзно. Я не из тех, кто может передумать или разлюбить. У меня так: раз и навсегда. Поэтому всё… ты попалась! Никуда не отпущу!
— Мог бы просто сказать, что любишь, и не выдумывать вот этих сложных словесных конструкций…
Стук в дверь не даёт мне возмутиться ее неуважением к моим попыткам дать ей какие-то гарантии. А может… может, и правда, все это ни к чему? И нужно просто быть рядом и чувствовать?
И прежде чем выйти за дверь, я обхватываю ее лицо ладонями, целую призывно распахнутые губы и шепчу прямо в них, по одному слову на каждый поцелуй:
— Люблю… очень… безумно… тебя… люблю, — потом встаю, и уже от входа говорю ей. — Замкнись и никого не впускай. За дверью будет дежурить человек, которому я полностью доверяю. Никуда не выходи, пока я не вернусь. Спи, тебе нужно выздоравливать.
И, перекинувшись парой слов с сонным Лёхой Стрелком, тоже ничего не понимающим, но лишних вопросов, к счастью, не задающим, я шагаю в сторону комнаты, из которой пришел всего часа полтора назад.
58. Милана.
Женя говорит со мной о чувствах, об отвлеченном, но я отлично ощущаю его тревогу, напряженность и стремление уйти (пусть пронизанное нежеланием, но всё же…). Я знаю, что так будет всегда: он постоянно будет нужен кому-то, он будет в разъездах, вечно занят, редко спокоен и расслаблен. Я понимаю, что мой удел — ждать его и верить в него. Я понимаю и готова на все, потому что такой полноты чувств, такой безумной жажды жить и любить, как с ним рядом, я не ощущаю вдали от этого мужчины.
Сейчас у меня есть время подумать, и я размышляю. Что нужно, чтобы полюбить человека? Физическое притяжение? Безусловно. Безумное желание касаться его назойливым шепотом жужжит в моей голове: «Посмотри, какой он красивый, потрогай эти плечи — тебе понравится, ты будешь в восторге от упругости тренированных мускулов, от жара его кожи, а еще больше удовольствия получишь от его реакции — ему тоже понравится… Потрогай… Коснись!» Поэтому и тянусь к нему, не в силах противостоять, не в силах бороться… Но не это главное. Меня привлекает его ум, его потрясающие умения рассказывать и слушать. И большую часть времени, проведенного рядом с Женей, я готова слушать, открыв рот, и неважно, что именно он говорит, просто воспринимать звуки его волшебного голоса, просто понимать, что это мне, для меня он звучит. Так что же нужно было мне, чтобы полюбить его? Восхищение. При первой встрече — восхищение его телом, его внешностью, красотой его движений. А потом — его силой, его харизмой, его благородством, уважением к людям, умением строить отношения, желанием знать и уметь, его силой духа — он сумел стать одним из первых людей города будучи слепым. Я восхищаюсь его потрясающим желанием жить и верой в людей…
Он уходит, заставив замкнуть дверь изнутри, перебрасывается парой слов с человеком, оставшимся меня охранять. И я некоторое время лежу на кровати и улыбаюсь, вспоминая наш разговор. Но потом здравый смысл все-таки постепенно возвращается в глупую влюбленную голову, и я потихоньку начинаю соображать. Почему, интересно знать, охранника именно к моей двери приставили? Из-за покушения, из-за моего ранения? Так Степка же при смерти! Он-то в настоящий момент вреда мне больше причинить не может. И неужели мужчина этот, меня охраняющий, не из молодых парней (иначе я бы его знала) не мог бы защищать меня, находясь внутри комнаты, а не снаружи?
