– Так, значит, я в Отделе, потому что недоумок?
Начальница хихикнула:
– Осторожнее, Земляков. Или получится, что я недоумок со стажем, а на такое начальству не намекают. Мы – элита. Очень специфическая элита, Женя. Толстокожая. Способны работать в ситуации, когда нормальные люди офигевают от возмущения. Это я, естественно, сугубо научно-популярно выражаюсь. Можно развозить сопли о способностях к адаптации, о подходящем психотипе, но оно нам нужно?
– Слушай, я, наверное, не очень подходящий тип, – прошептал Женька. – Я войны боюсь.
– Нормально. Кто ее не боится – полный псих. Вроде меня, шизанутой.
– Тогда не сходится, – растерянно возразил Женька. – Ты-то тоже здесь сидишь.
– Я – исключение. Аномальное и временное. У меня наличествуют некоторые индивидуальные способности, но к специфике работы Отдела это отношения не имеет.
– Что-то сплошь случайности, – Женька начал собирать «вальтер».
– Случайностей не бывает, тебе товарищ капитан доходчиво объяснил. У тебя актуальная специальность, ты подходишь по биометрическим данным, с тобой беседовал психолог. Что еще нужно?
– Какой психолог?
– Ты в клинике лежал? – насмешливо поинтересовалась начальница. – Полагаешь, платные клиники свято хранят врачебную тайну?
– Вот суки! – возмутился Женька. – Еще денег содрали.
Катрин пожала плечами:
– Такова суровая проза мирной жизни. Куда ты затвор суешь, когда «флажок» поднят?
С оружием закончили. Катрин пошла к бойцам, а Женька сидел, почесывался под телогрейкой и думал, что случайностей действительно не бывает. Еще тогда, в клинике, психологша подозрительной показалась. Уж чересчур красивая, холеная. Впрочем, докторша не из штата клиники была, посторонняя какая-то, приглашенная. Можно было догадаться.
Нет, красивых женщин нужно подальше обходить. Еще не известно, какие опаснее – на каблучках и с маникюром или с винтовкой «СВТ».
* * *
– Эй, ты к суициду примеряешься?
Женька вздрогнул – сидел себе мирно, об Иришке думал. В руках вертел бритву с костяной ручкой.
Начальница, как водится, скользнула в подвал призраком неслышным.
Женька показал бритву:
– В телаге нашел, в кармане. Видно, того бойца.
– Хорошая вещь, – начальница поскребла грязным ногтем рукоять. – Старинная. Я, знаешь ли, больше старым вещам доверяю. Они не одноразовые. Бриться будешь? Я мыла достану. Вода из лужи, но без головастиков. Не сезон еще.
Воду Женька на всякий случай прокипятил. Подождали, пока остынет, сидя у костерка.
– Кать, ты ходить очень тихо умеешь. Учили в спецшколе?
– А как же. И в спецшколе, и у индейцев уроки брала.
– Что ты смеешься? Я серьезно спрашиваю. С ножами у меня вряд ли получится, так, может, хоть топать отучусь.
– Какой тут смех? Я же за океаном училась. Там полно краснокожих. Вернемся – глянь в энциклопедии, если не веришь. Там сплошь индейцы или метисы.
– Понятно. У англосаксов тебе учиться было нечему?
– Археологии я у бледнолицых училась, – вполне серьезно пояснила начальница. – А ходить там белые не умеют. Все на автомобилях разъезжать норовят. Зажиточные, гады. Даже в кампусе из-за руля выползут и сразу на велосипеды норовят взгромоздиться.
– Серьезно? Ты в университете училась?
– Не похоже? – начальница почесала щеку. – Наверное, и мне еще разок умыться не помешает. Меня тамошние бледнолицые учили раскапывать могилы тамошних краснокожих. Очень познавательно. Почти два курса успела прослушать. Потом замуж вышла, да дальше не сложилась жизнь.
– Извини.
– Евгений, мне кажется, ты много подслушивать стал.
– Так сквозняк. Слышно все, я же не нарочно.
– Да ладно. Я из своего вдовьего положения тайны не делаю. Иди бриться, сплетник.
Брила сама начальница. Брала за нос скользкими пальцами. Движения у нее были уверенными, безошибочными. Женька жмурился и думал, что у командирши и без всякого маникюра пальцы изящные. Не зря она перчатки носит, руки бережет.
* * *
Сидели умытые, готовые. Женька даже телогрейку успел на спине заштопать. Приходили поочередно бойцы охранения, дремали в тепле. Вместе пообедали – в банках оказались сардины, вкусные даже с каменными сухарями.
Катрин возилась над планом центра города. Вела огрызком карандаша по улицам – знакомая Чернышевского и Дзержинского, Костомаровская, Каразина. Заставила вспоминать, какие из домов разбомблены. Опергруппа опасалась неожиданностей. Женька знал, что начальница не очень-то верит, что рандеву состоится. Катрин вообще крайне мнительно относилась к планам руководства. По ее наблюдениям, чем тщательнее прорабатывалась операция, тем непредсказуемее были результаты ее проведения.
* * *
Варварин приехал в 16.40. На сей раз начальство прибыло на растрепанном «Хорхе»[50], в сопровождении четырех бойцов. Машину загнали под защиту кирпичных гаражей, бойцы пока остались при транспорте. Варварин зашел в подвал:
– Готовы?
– Старались, товарищ капитан.
Варварин был в боевой амуниции: в телогрейке, с запасным диском у пояса. Даже саперная лопатка висела на бедре. С сомнением глянул на вещмешок со спецтехникой:
– Зря мы, наверное, на технологии надеялись. Как считаете?
– Может, и поработает, – неуверенно сказал Женька. – У меня пистолет хоть разок, но выстрелил.
– Ну, тут техника несколько сложнее «токарева». Что у нас вообще с интуицией?
– Не придет фриц, – без особого огорчения сказала Катрин. – Так вербовку вообще не проводят. Нужны явочные квартиры, чашечки кофе, на подоконнике сигнальная герань в глазурованном горшке.
– Герань оставим на следующий раз. И горшок с перламутровыми пуговицами, – настроение у капитана было хорошее. – А ты, Земляков, что проинтуичишь?
– Какая у меня интуиция? – удивился Женька.
– На вопрос отвечай, рядовой младший лейтенант.
– Аппаратура сработает. Только насчет аккумуляторов сомневаюсь.
– Подзарядим, лишь бы держали. Вот из товарища Мезиной утром искры так и сыпались. Подсоединим последовательно…
– Ну, это уже хамство, – Катерина неожиданно манерно выпятила губки. – Я только параллельно соединяюсь.
Поулыбались, и капитан сказал:
– Настроение у нас боевое, а вид еще лучше. Пленное бандформирование. Никакого уважения не вызываем. Жень, ты хоть бы погоны сберег. Ты же главный переговорщик, а из спины вата торчит.
