Очень скоро в шатре княжича появились несколько почтенных старцев в белоснежных чалмах. Очень ожидаемо они пытались выторговать даже не капитуляцию, а предлагали просто восстановление протектората русского государя над Казанским ханством, с сохранением правления хана Ильхама.
Переговоры продлились почти до вечера, но с мертвой точки так и не сдвинулись. Татары упорно стояли на своем и не поступались не на пядь. Скорее всего, просто затягивали время.
Мне все это надоело до чертиков. Я склонился к княжичу и шепнул ему.
- Дозволь слово молвить.
Иван кивнул.
- Гони ты их взашей. Слово даю, к утру припрутся и на коленях будут уговаривать о милости.
Иван Молодой помолчал и коротко сказал, как отрубил.
- Пошли вон...
Скажу сразу, все случилось, как я и пообещал.
Всю ночь Фен обрабатывал Казань ракетами, а с рассветом опять приперлось посольство, уже гораздо более сговорчивое.
В общем, город сдавался на милость только с одним условием: обеспечить безопасность ханской семьи с самим ханом Ильхамом.
Я в переговорах практически не участвовал, но после того как все утряслось, выдвинул Ивану несколько своих требований, которые он и удовлетворил. А требования простые, назначить городским воеводой на сутки и дать в подчинение полк ратников.
К полудню отворили ворота, защитники сложили оружие и были заперты в казармах. Русское войско вступило в город.
Я сразу направился к темнице в которой сидел. Она каким-то чудом уцелела во время взрыва. Туда же притащили Юсуфа, оказавшегося главой какой-то ханской службы дознания. Его безоговорочная выдача была условлена во время переговоров.
Спустился и первым делом прошел к камере, где остался Лука. Но никого там не обнаружил. Калека нашелся в пытошной. Его труп висел на крюке, подвешенный за ребро. Там же валялись истерзанные мертвые тела остальных узников, в живых не осталось никого.
- Эх, Лука, Лука, прогадал ты парень... – тихо вздохнул я, смотря на изувеченное тело калеки, а потом обернулся к стоявшим на коленях охранникам зиндана. – Помните, что я обещал вам?
Татары молчали, не осмеливаясь поднять на меня взгляд.
- Значит помните, – сделал я вывод и после паузы приказал: – На кол немедля.
Тюремщиков потащили на выход, они истошно выли, суча ногами и руками, но я уже забыл о них и шагнул к Юсуфу.
- Прочитал мое послание, Юсуф?
- Прочитал... – тихо, но спокойно ответил татарин.
- Готов?
- Готов... – эхом отозвался казанец.
- Повесить его за шею на стене... – коротко приказал я. – Все честно Юсуф, не обессудь...
- Твоя воля... – татарин гордо поднял голову. – Но выполни последнюю просьбу, скажи мне, ты князь Двинский?
- Нет, не князь, граф божьей милостью Жан VI Арманьяк... – после секундной паузы ответил я. – А князем Двинским... когда-то был...
И не оглядываясь пошел на выход. Вскочил в седло и направился к рыночной площади.
В городе к этому времени началась кровавая резня. Я приказывал убивать только тех, у кого найдут рабов, но ратники вошли в раж и уже особо не разбирали, кто попадает под меч. Обычное дело, кровь делает из людей зверей.
А останавливать их у меня не было никакого желания.
Неожиданно, совсем рядом раздались крики на русском языке.
- Не дам, не дам... – надрывно кричала какая-то женщина. – Что ж вы творите, ироды, не замай, говорю...
Я свернул в распахнутые ворота. В небольшом дворике при богатом доме, худая пожилая женщина в драном восточном платье, раскрыв руки, закрывала собой прижавшихся в стене нескольких татарок с детьми. Мужчины уже лежали порубленными в лужах крови.
- Ироды, бога на вас нет... – ожесточенно кричала она, коршуном бросаясь на подступающих с гоготом ратников. – Не дам... – увидев меня, баба бросилась под ноги коня и взмолилась. – Боярин, молю тебя, не дай сотворить грех...
Я подал знак ратникам остановиться.
- Как тебя зовут?
Женщина запнулась, словно вспоминая, а потом тихо ответила:
- Агафьей звали, боярин.
- Сколько тебе лет?
- Сколько? – озадачилась баба. – Дык... мабуть до трех десятков еще не дожила...
Я про себя зло чертыхнулся, выглядела она минимум на пятьдесят.
- Сколько в рабах?
- Почитай, с малолетства... – еще тише прошептала Агафья.
- Это у тебя, что? – я показал на вросший в кожу ошейник на ее шее.
- Сам будто не знаешь? – неожиданно зло выкрикнула женщина.
- Почему тогда защищаешь?
- А чем бабы с дитями малыми провинились? Нешто вы бусурмене?
- А им значит можно? – спросил я у нее. – Или не тебя еще малолеткой в рабы взяли? А рубцы на теле от плетей, сами по себе проявились?
- Не дам! Вот мой сказ! – вместо ответа Агафья отпрянула и снова закрыла собой татарок. – Секите вместе!
Русские ратники вопросительно посмотрели на меня.
- Рубите, оставьте только детей... – тихо приказал я. – Чтобы и внукам своим завещали, что будет, ежели удумают рабов брать...
- Креста на тебе нет! – обреченно взвыла Агафья.
- Прости женщина, но так надо... – шепнул я и выехал со двора.
К исходу дня русичи вырезали почти треть населения Казани. Казармы с запертыми разоруженными воинами сожгли дотла. Практически всю знать, разве что за исключением немногих сторонников русской партии, тоже пустили под нож. В живых остался только хан Ильхам с
